Квартирники у Людмилы Криворуцкой

Понедельник, Апрель 1, 2024

Единственная настоящая роскошь -
это роскошь человеческого общения.
Антуан де Сент-Экзюпери

На днях я в очередной раз побывал на вечеринке в квартире у Людмилы Криворуцкой, с которой знаком достаточно давно. Если быть более точным, то у Людмилы была не вечеринка в обычном понимании, а литературно-музыкальный квартирник. Свои квартирники Людмила организует раз в месяц. Обычно собирается небольшая компания из 10-12-ти человек, которые в большинстве своём знакомы друг с другом. Это люди старшего возраста, многие из которых одиноки по разным причинам. Одни овдовели, у других так сложилась жизнь. Но у всех есть взрослые дети, которые живут отдельно, занятые своими делами и проблемами.
Иногда кто-то из постоянных участников квартирника отсутствует по тем или иным причинам, но вместо него или её появляются новые люди. В общем состав гостей непостоянен.
Давно известно, что чем старше люди, тем важнее для них становится возможность общения. Так вот у Людмилы они попадают в круг истинных интеллигентов, у которых много общих интересов и которым есть чем поделиться друг с другом.
Сама Людмила обладает многими талантами. Она пишет стихи и прозу, является автором четырех книг и ожидает пятую, а также, обладая приятным голосом и известным артистизмом, очень хорошо исполняет старинные романсы и музыкальную классику. Но, пожалуй, самый главный и ценный её талант, по-моему, это талант человеческого общения, умение находить интересных людей и поддерживать с ними дружеские отношения. Понятно, что для того, чтобы найти интересного человека, надо быть интересным и самому.
Свои квартирники она обычно открывает коротким рассказом о каком-либо памятном или значимом событии, произошедшим в соответствующем месяце в наши дни или в далеком прошлом. У пристуствующих появляется возможность обсудить сказанное, что-то добавить или подчеркнуть, люди втягиваются в разговор, а новичок, включаясь в беседу, уже не чувствует себя чужим.
После этого Людмила может спеть пару романсов под аккомпанемент пианиста-виртуоза Вадима, который в свое время дал сольный концерт в Карнеги-холл и выступал на многих других престижных сценических площадках, гастролируя по США с Гарлемским балетным театром в качестве концертмейстера и солирующего пианиста.

После выступления Люды он обычно исполняет классическую пьесу для фортепиано из своего репертуара, а потом может просто что-нибудь сымпровизировать. Например, однажды он предложил создать музыкальный портрет для каждого гостя. Естественно, все захотели получить такой портрет и стали по очереди выходить к инструменту, замирая в ожидании некоего чуда. Вадим, глянув на потретируемого, которого, кстати, знал и до этого, рисовал его или ее музыкальный образ, который удивительным образом подходил человеку, характеризуя его с необычной стороны. Все остались довольны, потому что музыкант прекрасно справился с поставленной задачей, а портреты были записаны на видео, благодаря Ефиму, который в свое время был ведущим инженером на одном из крупных предприятий Киева. Сейчас он выступает в роли летописца текущих событий, а пером ему служит видеокамера.

После выступления Людмилы и Вадима слово предоставляется гостям. Очень часто это люди пишущие. Кто-то может почитать свои стихи или прочесть короткий рассказ, кто-то может поведать о своих увлечениях или о впечатлениях от последнего концерта или спектакля, на котором побывал или побывала.
Потом делается короткий перерыв, во время которого можно подойти к столу с несколькими закусками и слегка подкрепиться тем, что приготовила Людмила и принесли с собой гости, а заодно и пообщаться друг с другом уже в совсем неформальной обстановке. Вот так я впервые за долгие годы встретил свою землячку из Новосибирска. Было что вспомнить. К тому же Марина оказалась еще и врачом, так же как и я.
Или вот Наташа, которая работала во французской туристической компании в миссии Франции при ООН. Наташа свободно говорит на английском, французском, истальянском и испанском языках, не считая, конечно, русского. Настоящий полиглот. Она окончила школу с французским уклоном, а завершила образование в Ленинградском институте киноинженеров. А иностранные языки - это её хобби. С ней очень интересно поговорить.
После легкой трапезы на авансцену выходит Неля, которая прекрасно поет под минусовку эстрадные песни, французский шансон и джаз и при этом еще и отлично двигается. Делает это она с таким заразительным азартом, даже куражом, что гости не могут усидеть на месте и пускаются в пляс. Что ж, иногда неплохо тряхнуть стариной! При этом оказалось, что непременная посетительница концертов и театральных представлений Инна танцует так, что люди и помоложе могут ей позавидовать. А она попросила снять ее танец на видео и послала его своим внукам.

И когда все подустали от танцев и присели отдохнуть, Дмитрий с большим чувством спел несколько песен на еврейскую тематику, аккомпанируя себе на гитаре. Особенно лирично и душевно прозвучала в его исполнении песня из репертуара Розенбаума «Мотл, Мотэле, Матвей».

Конечно, я упомянул далеко не всех, кто побывал на квартирниках у Людмилы, но все они люди интересные, обладающие разными талантами, с большим жизненным опытом, которым есть что вспомнить и рассказать. Общаться с такими людьми - настоящее наслаждение и удовольствие.
И в заключение. Написал я этот очерк в надежде на то, что где-то найдутся такие же энтузиасты, как Люмила Криворуцкая и организуют у себя нечто подобное. Пригласят друзей и знакомых в свой небольшой клуб по интересам и тем самым избавятся от одиночества сами и избавят других. Именно поэтому я и взял в качестве эпиграфа к своему очерку замечательное высказывание Антуана де Сент-Экзюпери о роскоши человеческого общения.

Извините, комментирование на данный момент закрыто.

Зимние мотивы

Вторник, Февраль 13, 2024

В позапрошлую субботу в библиотеке Kings Bay Library, расположенной в бруклинском районе Шипсхэд Бей по адресу 3650 Nostrand Avenue состялась презентация очередной выставки, организованной Еврейской Гильдией художников и мастеров прикладного искусства. По первоначальному замыслу она должна была быть посвящена зиме, получив после перебора нескольких вариантов название “Зимние мотивы”. Но так как она была задумана еще осенью, набралось много и осенних пейзажей, а по отношению к новым членам Гильдии и вовсе было сделано исключение, которое позволило им показать свои работы, не относяящиеся к теме. В результате набралось столько картин, что стены выставочного зала оказались увешаными буквально от пола до потолка.

Нельзя сказать, что это затмило основную тематику выставки, отраженную в подавляющем большинстве картин, но придало ей и некоторое разнообразие, где каждый любитель изобразительного искусства мог найти и что-то своё.

Перед началом презентации всем присутствующим был представлен новый менеджер библиотеки Anthony Loum, который пообещал сохранить существующие здесь традиции, заложенные его предшественницами.

Открыл презентацию президент Гильдии Илья Натанзон. Оправдывая некоторую разношерстность выставленных произведений, он вполне справедливо заметил, что по некоторым работам трудно судить о времени года, запечатленном на них, ибо они могли быть созданы в любой из его сезонов, включая и зимний.

Примером такого рода, на мой взгляд, может служить очень красивая фотография “Белые лебеди”, сделанная замечательным фотохудожником Зиновием Генкиным. Она только украсила экспозицию. А его зимние пейзажи заслуживают отдельной похвалы. Еще одним примером того, что иногда трудно определить время года на картине, являются виды пустыни Негев в Израиле, представленные израильятнином Алексом Соловьевым, которая и в зимнее время практически бесснежна, как верно заметил Илья.

В заключение он пожурил некоторых членов Гильдии за то, что отдельные картины, по его выражению, выглядят как “бесхозные”, потому что на них отсутствуют бумажные бирки, где обычно указывается как минимум имя автора и название произведения. И если каждый гильдиец легко распознает по почерку создателя этой работы, то для посетителей выставки оно навсегда останется неведомым.

Это требование, конечно, правильное. Однако, как я написал в начале статьи, стены выставочного зала были увешаны картинами от пола до относительно высокого потолка. И вот те, что наверху, даже если на них есть бирки, как требует того И.Натанзон, может хорошо рассмотреть только михалковский дядя Стёпа. По моим наблюдениям, таковых среди любителей изобразительного искусства пока не было. Правда, наверху в основном висели картины, выбивающиеся из тематического ряда, главные же работы были размещены на уровне глаз, то есть на самых выгодных местах.

Сразу хочу отметить, что техника выполениня экспонируемых произведений была достаточно широкой. Живописные произведения, начиная от акварелей и кончая станковыми работами, выполненными масляными или акриловыми красками на холстах или картоне, сочетались с художественной фотографией, вышитыми и вязаными картинами.

Подавляющее большинство произведений, представленных на этой выставке принадлежит заслуженным корифеям Гилдьдии и отличаются мастерским исполнением, особой лиричностью зимних пейзажей, разнообразностью художестввенных средств и яркой выразительностью. Особо хочется отметить чудесные пейзажи Нонны Селипановой, от которых так и веет зимним холодом, замечательную вышитую картину Марии Абросимовой и вязаные модернистские работы, принадлежащие новому члену Гильдии физику-методисту Галине Тульчинской.

Хочу назвать здесь всех авторов, предоставивших в этот раз на выставку свои произведения специально для того, чтобы показать, что почти через четверть века со дня своего возникновения и несмотря на понесенные естественные потери, ибо люди не вечны, Гильдия жива, а гильдийцы продолжают творить красоту. Вот их имена, помимо вышеупомянутых: Людмила Шамис, Людмила Лейбович, Ася Оранская, Яков Клейнерман, Зинаида Келебеева, Ганна Воловик, Виктор Остапенко, Джеф Берман, Елена Зубок, Татьяна Назаренко.

Кроме них среди участников выставки появились и совершенно новые имена. Расширение списка членов Гильдии, продолжающееся постоянно, обещает ей долгую жизнь на радость всем любителям изобразительного и прикладного искусства. И этот факт можно только приветствовать.

Хотя на выставке, которая продлится до 23 марта, новички представлены достаточно скромно, но их произведения и они сами достойны отдельного внимания. Каждый из них выступил с кратким словом с себе и своих работах. Среди них архитектор Натанель Аронов, показавший, помимо прочего, яркий, привлекательный осенний пейзаж, профессиональный художник Нина Журавель, написавшая красивый букет хризантем и пару портретов симпатичного пса, музыкант и педагог Лидия Калинина, принесшая на выставку несколько своих “зимних” миниатюр. Будем надеяться, что это только начало и пожелаем им стать авторами персональной выставки.

В заключение могу лишь сказать, что сейчас в выставочном зале Kings Bay Library, без сомнения, есть на что посмотреть.

Извините, комментирование на данный момент закрыто.

Старьё

Суббота, Декабрь 2, 2023

Как-то в один из последних теплых, осенних дней поехал я в Gerritsen Neighborhood и там на берегу Plumb Beach Channel в районе Tamaqua Bar & Marina наткнулся на старые товарные весы, ржавая платформа которых вросла в землю и густо обросла травой. Эта неожиданная находка стремительно вернула меня но много лет назад, в моё послевоенное детство.

Во дворе бывшего купеческого дома, в котором тогда проживало четырнадцать семей, включая нашу, кроме двух флигелей была еще большая, пустовавшая, с провалившейся крышей, конюшня. После войны в ней оборудовали склад скобяных изделий, и его заведующим и единственным работником был добродушный толстяк дядя Вася. К нам во двор часто заезжали полуторки и трехтонки, что-то привозили и выгружали, а что-то загружали и увозили. Но когда грузовиков не было, дядя Вася легко пускал дворовую малышню в свой склад. Вот там я и видел подобные весы, на которых завскладом и отвешивал заказчикам свои железяки. Мне в этих весах особенно нравились разных размеров подвесные гири в виде толстых блинов, в которых кто-то выел кусочек с палец толщиной от края до середины. Нам всем хотелось взвеситься на этих дяди Васиных весах, но он говорил, что мы слишком легкие для них.

Много позже я узнал, что они назывались товарные шкально-гирные весы со стойкой и гиредержателем. Теперь, наверное, они могли бы быть музейным экспонатом, так как заменены электронными, хотя не исключено, что где-то ими пользуются до сих пор.

Отчасти похожие на те складские весы я много раз видел в бане. Поход в баню с папой, вернувшимся с фронта, был для меня празником. Там в предбаннике, где мы раздевались, тоже стояли весы с платформой и стойкой с передвижной гирей, на которых мы с папой взвешивались. При этом он всегда заранее ставил гирю на 72 килограмма, и только после этого вставал на платформу. И весы уравновешивались, а папа был доволен своим стабильным весом. А я на всю жизнь запомнил эту цифру - 72.

Вот такая встреча со старой вещью, пробудившей столько воспоминаний.

Кстати, заодно вспомнил, что во время своего недавнего визита во дворец Вандербилта в Ньюпорте видел там весы для взвешивания хозяев этой летней резиденции семейства, сделанные в виде мягкого кресла. А еще наблюдал, как работник этого музея обмахивал пипидастром мелкие вещицы на столе. Вспомнил этот момент, чтобы щегольнуть редким словечком, которое означает легкую метелку для смахивания пыли.

А совсем недавно оказался я на окраине небольшого коннектикутского городка Реддинг и сфотографировал там на груде камней старый, сплошь покрытый коричневой ржавчиной, почтовый ящик, приоткрытая дверца которого то ли приглашала бросить в него письмецо в адрес леса, на краю которого он стоит, то ли безмоловно взывала о помощи.

Старые вещи умирают тихо.

На Floyd Bennett Field легко найти примеры того, как быстро деградируют человеческие постройки и другие сооружения, оставленные без людского присмотра.

Там много домов, настолько заросших лианами и кустами, что за ними их почти не видно, причем и сами постройки рушатся из-за падения проржавевших строительных конструкций. Зеленые втроженцы активно обживают внутренние помещения старых ангаров, благо свет легко туда проникает сквозь проваленные крыши и пустые глазницы окон, лишившихся остекления.

Более того, там можно увидеть, что иногда дерево оказывается более живучим и надежным материалом, чем железные ограждения. Оно гниёт дольше, чем ржавеют и рассыпаются железяки.

Однако я полагаю, что это же самое относится не только к рукотворным предметам и вещам, но и к созданиям природы. Происходит это по-разному.

Вот старая деревянная свая, которая стоит в череде себе подобных, укрепляющих берег Jamaica Bay на только что названном Поле. Её середина за долгие годы полностью выгнила, и в образовавшейся чаше уютно устроился зеленый пучок разного вида трав. Сам по себе возник своеобразный вазон.

А в лесу полно других примеров. К счастью, я имею возможность довольно часто совершать прогулки по девственным лесам Коннектикута.

Вот так шел я совсем недавно по Norwalk River Valley Trail, фотографировал осеннюю листву и старый сухостой, который иногда выглядит весьма причудливо: то в виде головы оленя с обломанным рогом, то сбросив кору для наглядной демонстрации многочисленных круглых дыр в стволе, как причину своей гибели, то, напротив, сохранив длинные куски коры, свисающие, как полотенца, вывешенные для просушки, а иногда в виде изогнувшейся, словно приготовившейся к атаке, с широко разинутой пастью, кобре, шкура которой покрыта белыми пятнами проросших сквозь неё трутовиков.

Помимо сухостоя, по обе стороны тропинки местами грудились завалы валежника и бурелома, который остался нетронутым при её строительстве, так как он толст и тяжел. А скорее всего его оставили потому, что прорастая грибами, покрываясь лишайниками и мхами, древесина постепенно превращается в прах, служащий прекрасным удобрением для молодой лесной поросли. Неизбежная и необходимая смена поколений.
И там же грелись на солнце старые валуны, притащенные сюда 10 тысяч лет назад оступающим ледником. Теперь, высунув свои горбы из земли, они стали удобным пристанищем для многочисленных лишайников, покрывших их серыми и бледно-зелеными кляксами.

Их вид неожиданно навел меня на мысль о стариках. Кожа старых людей со временем тоже покрывается наростами - кератомами и пигментными пятнами, особенно заметными на коже головы у лысых мужчин. Их головы уподобляются старым валунам, покрывающимися с каждым годом все большим количеством разнообразных лишайников. Увы, старость не красит. Однако придаёт старикам монументальность и солидность, вызывающие чувство уважения к ним, как к древним архитектурным сооружениям, памятникам или кладовым, хранящим вкусы, мудрость и притягательность уходящей эпохи.
Хотя, к сожалению, не всегда это так.

А в общем, как старьё дел рук человеческих, так и матери-природы есть лишнее напоминание нам о том, что поезд времени неумолимо мчится вперед, а мы “стоим на полустаночке” и машем ему на прощание рукой.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Следы

Понедельник, Ноябрь 6, 2023

Я назвал свой очерк “Следы”, подумав о том, что все оставляют следы на Земле. Доисторический динозавр, живший более ста миллионов лет назад оставил следы своих лап в окаменевшей грязи на берегу бывшего водоема. Больше ему нечего было предъявить.

Первобытные люди эпохи палеолита оставили после себя пещерные рисунки, и это уже было искусство. Древние египтяне оставили пирамиды, древние греки - Парфенон, а римляне - Колизей.
Соединенные Штаты Америки оставили человеческие следы на Луне, а Российская Федерация наследила в Буче и стертого с лица Земли Бахмута, а совсем недавно Хамас крупно наследил в израильских кибуцах. Каждый следит, как может.

Но это я хватил глобально. Не берусь освещать эту тему. А вот о том, что и каждый из нас, любой наш современник, оставляет следы своего пребывания в этом бренном мире поговорить могу.

Начать хочу с напоминания о надписях, вырубленных на скалах и камнях по приказу древних царей и фараонов, чтобы оповестить мир о своих победах над соседями.

Стремление заявить о своем присутствии в этом мире существовало у людей всегда. И это относится не только к царствующим особам, но и к простым людям тоже. Именно поэтому надпись типа «Здесь был Вася» можно найти практически повсеместно на всех языках мира, на одних чаще, на других реже.

Некоторые наши современники не заморачиваясь вырубанием своих инициалов или полных имен в камне, оставили свои надписи и подписи на бетонных плитах тротуаров, сделав их пальцем или прутиком, пока залитый в опалубку бетон еще не застыл. Таким образом они удовлетворяли свое тщеславное желание оставить свой след в мире. На улицах нашего города таких плит полным-полно. Каждый из нас попирал их ногами множество раз, не обращая на них ни малейшего внимания.

Я для примера сфотографировал одну из таких плит, потому что на ней помимо имен и инициалов стояла еще и дата. Некие Gina и Sophia признались друг другу в любви, расписавшись пальцем, судя по закругленным краям канавок, в еще не высохшей бетонной плите тротуара. Это событие произошло в мае 2011 года, так как рядом с надписью Джины и Софии анонимные D+N оставили дату - 5.8.11. С той поры прошло более 12-ти лет, и не известно сохранились ли какие-нибудь чувства между этими двумя девицами. Может быть они давным-давно поссорились, расстались, разъехались и живут в разных концах нашей страны. Как тут не вспомнить поговорку: «Что написано пером, то не вырубишь топором». В нашем случае написанное пальцем пришлось бы вырубать топором в прямом смысле. Но до этого дело еще не дошло. Но их автографы когда-нибудь без всякого сожаления снесут отбойным молотком при очередном ремонте тротуара, хотя они, вероятнее всего, просуществуют ещё довольно долгое время.

Это не Бехистунская надпись, благодаря которой удалось прочитать клинописные таблички и не Розеттский камень, обнаружение которого способствовало расшифровке древнеегипетских иероглифов.

Другой человеческий след я увидел, когда летом нынешнего года прогуливался в Bensonhurst Park вдоль набережной. В самом ее начале увидел и сфотографировал большую кучу батонов и булок, выброшенных на прибрежные камни. Причем в кадр вошло делеко не всё, что было выброшено.

Где-то бьются за продолжение зерновой сделки, чтобы спасти детей в какой-нибудь африканской стране от голодной смерти, а здесь можно просто взять и выкинуть мешок хлеба. Как-то совестно.

В другой раз я был в расположенном в районе Sheepshead Bay, Lew Fidler Park. Я часто туда хожу, потому что живу недалеко от него. Из парка свернул на тропинку, ведущую на Plumb Beach. Пробираясь сквозь заросли кустов и высоких полузасохших трав, наткнулся там на брошенное лежбище бомжа. Картина была крайне неприглядная. Множество пустых разнокалиберных бутылок, большинство из-под спиртных напитков, включая водку. Валяющиеся вокруг остатки картонных и пластмассовых коробок из-под еды, обрывки газет и каких-то бумаг, грязные тряпки и кучи мусора непонятного происхождения. Как назвать увиденную картину? Когда мы описываем животный мир какого-нибудь леса, мы говорим, что в этом лесу обитают медведи, волки, лисы, зайцы и другая живность. На берегу пляжа тоже обитал, а не жил, представитель вида Homo sapiens, но совершенно одичавший, судя по его брошенному логову. У меня есть фотография этого места, но я не думаю, что её стоит публиковать.

Я не имею желания осуждать людей, ставших бездомными. Жизнь всяко может обернуться. Но даже в таких обстоятельствах следует оставаться человеком.

И еще об одном следе в тех же местах. Это был красный конус, один из тех, что применяются в качестве ограждения при производстве дорожных работ. Я его заметил высоко на дереве примерно год назад, когда вышел из парка и отправился вдоль въезда на Belt Parkway по Jamaica Bay Greenway. Должен заметить, что дорожный конус довольно тяжелая штука. Даже хорошенько размахнувшись его на забросишь слишком высоко, да еще так, чтобы он там и остался. Значит, чтобы конус подвесить в кроне дерева, надо было на него взобраться, привязав каким-то образом конус к себе, чтобы руки остались свободными. Не иначе это сделал какой-то альпинист-древолаз. Не исключено, что это было задумано, как инсталляция. А может это сотворил акционист. Пригласил друзей и на их глазах совершил подъем конуса на дерево. Но меня в числе зрителей этого акта творения не было. Поэтому я могу только гадать, что, как и зачем это было сделано. Одно можно утверждать наверняка: работа была выполнена добросовестно. Конус, который я впервые сфотографировал год назад, попрежнему висит на дереве, не смотря на сезонные капризы погоды: ливни, снега и ветры.

Однако уверен, что под этим деревом стоять не стоит: вдруг эта штука упадет на голову.

Ну и в заключение, как изюминку на торте, хочу преподнести оригинальный след, который в августе этого года случайно увидел на соединяющем параллельные Brighton 10th Ct и Neptune Avenue, Gray Court, который имеет вид неширокого прохода между домами. В начале этого узкого переулка прохудившееся асфальтовое покрытие застлано коврами и паласами. Шикарно!

Шагая по этой брошенной под ноги необычной подстилке, я сначала подумал, что здесь когда-то принимали дорогого гостя и в его честь устлали дорожку коврами. Но почти сразу отбросил это свое предположение вспомнив о том, что американцы в своей массе не страдают синдромом гоголевского Плюшкина и без сожаления расстаются со старыми вещами, выбрасывают и забывают о них. Так и тут. Возможно в каком-то из домов, расположенных в этом переулке, недавно поселился новый хозяин и, производя капитальный ремонт своего жилища, выкинул из него все старые вещи, в том числе ковры и паласы.

Видно, что дорожку не поддерживают в приличном состоянии, ковры испачканы грязью и покрыты мусором. А можно было бы их и подмести, выглядело бы все более оригинально и привлекательно. Хотя и сейчас все выглядит неплохо. Но, думаю, ненадолго.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

В глухих закоулках Marine Park

Вторник, Июнь 6, 2023

В начале хочу напомнить, что Marine Park является самым большим по площади в Бурклине. На 530 акрах его территории есть лесные участки, луга, соляные болота и водные пространства. В общем там можно отлично погулять, полюбоваться очень красивыми местами, понаблюдать за жизнью нетронутой дикой природы и даже заблудиться.

Я бывал в этом парке великое множество раз и в разные времена года, потому что живу относительно недалеко от него. Гулял по достаточно людным дорожкам и забирался по еле протоптанным тропинкам в глухие, почти нехоженые места.

Вот о них-то я и хочу немного рассказать.

Однажды чудесным, солнечным и относительно теплым январским днем приехал я в Marine Park. Там около Avenue U есть большая парковочная площадка, где всегда можно найти свободное место. Оставил там машину и отправился в южную часть парка, причем свернул с основной дорожки на тропинку, идущую вдоль Mill Creek. Летом она была хорошо видна, так как вокруг стояли заросли трав, кустов и деревьев. Зимний же лес был прозрачен, а тропинка просматривалась плоховато. Но я упорно шел вперед, желая узнать, куда же она ведет.

Слева от меня была довольно глубокая низина, заваленная большими упавшими деревьями, справа иногда серебрился, укрытый в тростниках, Mill Creek. Наконец, впереди показалось обширное, чуть холмистое поле, за которым вдали видны были дома. Последние метров двадцать мне пришлось буквально продираться сквозь лианы, сухостой и бурелом. И вот я оказался на краю огромного пустого пространства и понял, что нахожусь на поле для игры в гольф. На другом его краю стояли дома и сновали машины. Это была Flatbush Avenue.

Я отправился через поле в надежде найти где-нибудь выход на эту улицу. К сожлению, вся трава на поле была усыпана гусиным пометом, просто ногу некуда было поставить. Плюнул на всё и пошел вперед, не глядя под ноги. Благо помет изрядно подсох.

Когда подошел к краю, с огорчением увидел, что, как я и предполагал, на улицу мне не попасть, так как поле по периметру было обнесено высоким забором из металлической сетки, перебраться через которую не стоило и думать. Я пошел вдоль забора в надежде обнаружить в нем дырку, но проделав изрядный путь, понял, что прохода мне не найти, а если я и дойду до каких-нибудь ворот, то они будут закрыты.
Продираться снова через заросли лиан и искать еле заметную тропинку мне очень не хотелось, но иного способа выбраться обратно просто не было.

И я отправился назад. Мне удалось выйти точно к тому месту, откуда я на поле зашел. Я вслух похвалил сам себя и ринулся в заросли. Нашел тропинку, но иногда сходил с неё, когда видел более легкий путь. И так случайно обнаружил в этих дебрях среди поваленных деревьев и переплетений лиан, корпус старого автомобиля. Было просто удивительно, как он мог туда попасть.

Идти было тяжело, приходилось перебираться через толстые стволы упавших деревьев и разыскивать еле заметную тропинку. Можно было запросто сбиться с пути и заблудиться, но я был уверен, что иду в правильном направлении и все время подбадривал себя вслух. Все равно вокруг не было ни души. И выбрался таки на знакомую, посыпанную гравием, дорожку. Дальше было просто.

Почти через год после этого, поздней осенью, я случайно нашел хорошо протоптанную тропинку, ведущую на поле для гольфа, которая проходила достаточно далеко от той, что привела меня туда в первый раз. Можно было не продираться сквозь дебри, чтобы туда попасть. Мне могут сказать, что на это поле можно просто зайти с улицы через ворота. В свое оправдание замечу, что каждый раз, когда я ступал на тропинку, я не знал, куда она приведет.

Кстати, пока шел по новой тропинке, навстречу мне попалась девушка, а потом немолодой мужчина. Это я к тому, что по ней нередко ходили люди, в отличие от первой.

Выйдя на поле, увидел молодого парня, который отрабатывал удары по мячу. А недалеко от места его тренировки я заметил непонятное устройство отдаленно похожее на колонку гидранта. Спросил у него, что это такое. Оказалось, что это приспособление для мытья мячиков. Потянешь вверх крышку, и из воды выныривает архимедов винт. Туда бросают мячик, а потом поднимая и опуская крышку, моют мячик. Рядом висит тряпочка, чтобы его потом вытереть.

Как известно, мячи для гольфа не гладкие, а покрыты вмятинами, поэтому легко пачкаются. Вмятины нужны для улучшения аэродинамики гольфных мячей. При ударе одной и той же силы, мяч с вмятинами улетает в два раза дальше простого гладкого мячика. По этой причине гладкие мячи для гольфа не используют.

Ну, и наконец, уже совсем недавно теплым весенним днем надумал я поехать на Gerritsen Beach, но на полпути передумал, запарковался на Gerritsen Avenue почти напротив St.James Lutheran Church и направился в Marine Park. В том месте посреди большой поляны растёт высокая, раскидистая, красивая плакучая ива. Вокруг неё двое работников косили траву на двух тракторах.

По этой причине я пошел вперед по самому краю поляны и неожиданно для самого себя увидел тропинку, ведущую вглубь парка. Почему-то раньше я ее не замечал. Свернув на нее, я вскоре оказался в местах, где раньше никогда не бывал, обнаружив себя в настоящем царстве дикой природы: молодая, яркая листва на невысоких деревьях и кустах, зеленые травы и подрастающие тростники. Вокруг летали бабочки-белянки, а в густом кустарнике пряталось множество птиц, певших на разные голоса.

«Т-ррр - т-ррр - т-ррр», - тоненьким голоском почти непрерывно и назойливо трещала невидимая в кустах птичка, а ей редко и сердито на два тона ниже отвечала другая невидимка: «Ути-ути-ути»! И эти двое обладали самыми яркими и громкими голосами. И вот под аккомпанемент их переклички тропинка вывела меня к участку сгоревшего леса с черными стволиками погибших кустов и молодых деревьев. А посреди этого пожарища стояла сгоревшая дотла легковая машина, поджигатели которой, без сомнения, и вызвали этот пожар.

А я все шел и шёл вперед пока не оказался на краю топкого берега почти напротив южной оконечности маленького и узкого Mau Mau Island, омываемого с одной стороны Mill Creek, а с другой - Gerritsen Creek.
Происхождение странноватого, на мой взгляд, названия острова я узнать не смог. Для меня оно звучит, как остров “Мяу-Мяу”, хотя не сомневаюсь, что кошек на нём нет. Но в связи с этим я вспомнил о мультфильме по сказке Шарля Перро “Кот в сапогах”, где кот поёт своему хозяину песенку: “Мяу, мяу, мяу, тебя я понимяу”, а также “не гони меняу” и “я многое умяу”. Умный кот неплохо говорил по-русски, но с сильным кошачьим акцентом. Но это к слову.

А я на топком берегу Mill Creek увидел еще одну сгоревшую машину. В этот раз это был вэн, весь изрисованный граффити. Значит сожгли его давно, коль успели разрисовать.

Не знаю почему этот уголок парка был выбран для уничтожения, по всей вероятности, угнанных машин. Хотя место это достаточно глухое: вокруг не было ни души, а расположенный напротив Mau Mau Island - необитаем. Но красиво было вокруг необыкновенно.

Думаю, что меня ждет еще немало открытий в замечательном Marine Park.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Застывшая жизнь

Понедельник, Ноябрь 7, 2022

В последнее время я часто хожу в новый Lew Fidler Park, открывшийся в нашем районе в прошлом году. За прошедшее время он стал популярным местом отдыха для жителей близлежащей части бруклинского района Шипсхэд Бей. На хорошо оборудованной детской площадке там всегда полно ребятни, за столиками на скамейках часто отдыхают пожилые, и не только, люди, а старый причал сделался излюбленным местом для рыбаков.

И вот однажды на краю бетонной причальной стенки, изрисованной давнишними граффити, я увидел живописный набор пустых бутылок, разных по форме, цвету и размерам. На серой бетонной подставке, раскрашенной яркими граффити, они выглядели в лучах заходящего солнца, как настоящий натюрморт.

Не знаю, кто их туда принёс и расставил. Скорее всего это была тёплая компашка, один из членов которой обладал неплохим художественным вкусом.

Увидев это своеобразное произведение, я вспомнил латинскую поговорку «Vita brevis, ars longa».

Эту мысль, позднее переведённую на латинской язык, впервые высказал великий древнегреческий ученый и врач Гиппократ. По-русски это звучит как “Жизнь коротка, искусство вечно”. Впервые этот афоризм я услышал на уроке латинского языка, когда учился на первом курсе медицинского института. Шел 1956 год. Помню практически единодушную реакцию нашей группы на это высказывание. Его первая часть всем очень не понравилась. Жизнь представлялась нам тогда необозримо долгой.

Не знаю, как сейчас, но латинский язык был одним из обязательных предметов, изучаемых будущими врачами, так как все анатомические части тела человека имели латинские названия, и их надо было запомнить. Да и вообще латинская терминология тогда широко использовалась практически во всех медицинских дисциплинах. Впрочем и сейчас тоже.

Преподавал у нас латинский язык педагог, которого звали Соломон Соломонович. Его фамилию я забыл, а может никогда и не знал. Он был невысокого роста, худощав, совершенно лыс и казался нам глубоким стариком. Теперь думаю, что ему тогда было где-то слегка за пятьдесят.

Хорошо помню, как однажды мы занимались в аудитории, где стояло пианино. К концу занятия Соломон Соломоныч вдруг подшел к инструменту, откинул крышку и, умело подыгрывая себе, спел нам какой-то старинный романс неожиданно высоким, дребезжащим голосом.

Знание латинского языка, а ещё румынского, французского и немецкого, владение музыкальным инструментом, странноватые манеры, все это свидетельствовало о том, что он явно был осколком какой-то иной, не нашинской, не советской жизни. Может бежал из Румынии во время войны, хотя об этом никогда не говорил.

Однако вернёмся к нашему бутылочному натюрморту. Найти нечто похожее в наших парках не так уж трудно. Те, кто любит заглянуть на слабо протоптанные тропинки где-нибудь в том же Marine Park наверняка натыкались взглядом на бутылки, вдетые в сухие ветки деревьев или кустов, выглядящие как их причудливые плоды. А однажды я увидел на Plumb Beach даже трилистник из таким образом использованных бутылок, сооружённый около брошенного лежбища неким эстетом-бомжом, где каждый «лепесток» отличался от другого цветом, фактурой и размером.

Иногда же бутылка с яркой наклейкой, оставленная на пеньке любителями выпить, может придать вид некоторой обжитости глухому углу в парке.

Здесь, я думаю, будет уместным сказать несколько слов о натюрморте вообще. Вместо собственных рассуждений приведу довольно длинную (да простит меня читатель) цитату из замечательной 872-страничной книги «Свет прямой и отраженный» прекрасного живописца, художественного критика и писателя Сергея Голлербаха, о самом названии этого художественного жанра. Как говорится из песни слова не выкинешь, уж очень хорошо разъяснено и сказано.

В главе “Современный русский натюрморт” он пишет: “Французское слово “натюрморт”, прочно вошедшее в русский художественный лексикон, применимо, собственно говоря, лишь к тем картинам, где действительно изображена мертвечина: рыба, дичь, мясо. Но цветы, даже если они срезаны и стоят в вазе, - разве они мертвы? А спелые фрукты, хлеб, вино? Даже так называемые неодушевленные предметы - кувшины, тарелки, стаканы и всё другое, что является обычным сюжетом для живописца, не мерво, так как никогда не было “убито”. Наоборот, предметы оживают, когда их создает рука человека и придает им определенную форму, цвет и функцию.

Поэтому английское выражение “стилл лайф” (застывшая жизнь) гораздо точнее и, главное, шире по смыслу. Используя застывшую натуру, художник способен передать не только свое мироощущение, но и философию жизни. Изображенные предметы становятся в таком случае знаками и символами, а не только “вещами в себе”. Здорово, по-моему, сказано.

Натюрморт превратился в самостоятельный жанр в творчестве голландских и фламандских художников XVII века, сделавших своими излюбленными сюжетами цветы, кухонную и бытовую утварь, атрибуты искусства, книги, овощи и фрукты, дары моря и охотничьи трофеи.

Все эти предметы и объекты могли использоваться в самых разных комбинациях, но каждый из них в отдельности заключал в себе тайный подтекст, являясь неким символом человеческих добродетелей или грехов.

Они могли напоминать с одной стороны о бренности жизни и грядущей смерти, (череп), о неизбежности старения (гнилые фрукты), а с другой - служили символами возрождения и торжества жизни (ростки зерна или ветви плюща). Горящая свеча была символом человеческой души, а табак и курительные принадлежности означали суетность и пустоту быстротечных наслаждений.

Отдельно хочу сказать об амбивалентном значении одного из самых частых предметов, изображаемых на натюрмортах - бутылке, ибо она может служить символом греха пьянства, но также говорить о радости жизни, богатом урожае и празднике.

Изображение на полотне стеклянных предметов, и, в частности, бутылок требует от живописца высокого мастерства, ибо передать на холсте или бумаге прозрачность, толщину, цвет стекла, преломление в нем света, особенно если, к примеру, это старая, покрытая пылью, или запотевшая бутылка - достаточно сложная задача.

И этот вызов принимали многие художники. Примером могут послужить замечательные “бутылочные” натюрморты российско-французского живописца Роберта Фалька. Но самого яркого достижения на этом поприще добился итальянский художник и график Джорджо Моранди, почти четыре пятых всего творческого наследия которого составляют натюрморты, способные по его словам «передать зрителю чувство покоя и интимности - качества, которые я сам ценю более всего прочего». Повторяющиеся предметы на картинах Джорджо Моранди, чаще всего бутылки разных размеров и формы в разных сочетаниях, принесли ему мировую известность и славу.

Нашим создателям “натюрмортов” из реальных бутылок среди живой природы слава не грозит, но в их “произведениях”, на мой взгляд, что-то есть. Хотя бы то, что вызывало у меня воспоминания о своей молодости, а также подвигло освежить в памяти сведения о художественном жанре натюрморта.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Мой друг bellboy

Суббота, Июль 30, 2022

Мы прилетели в Майями после полудня. Прямо в аэропорту взяли в аренду минивэн, в котором легко уместились вшестером: мы с женой, наш сын с невесткой и внуками 11-ти и 8-ми лет, а также четыре чемодана, и на нем отправились в город. Наше путешествие началось!

По плану первые пять ночей мы должны были провести в самом южном городе континентальных Соединённых штатов Ки-Уэсте, расположенном, как известно, на самом дальнем обитаемом острове Флоридского архипелага. Нам предстояло проехать до него около ста семидесяти миль по знаменитой US Route 1, которая начинается в Ки-Уэсте и тянется вдоль восточного побережья нашей страны до ее северной границы, уходя затем в Канаду.

Первым делом мы направились в downtown Майями, чтобы где-нибудь перекусить. Запарковались в очень оживлённом Bayside Marketplace, уютно устроившемся на берегу Biscayne Bay. Ресторанов и кафе там была целая уйма, мы не знали какой выбрать и нас зазвали в Mambo Cafe, соблазнив обещанием накормить блюдами кубинско-карибской кухни.

Я заказал фахиту и вегетарианскую квесадилью. Вскоре мне принесли тортилью и большую тарелку, доверху заполненную полосками жареной на гриле говядины с овощами. Всё выглядело очень аппетитно, и я приступил к трапезе. Однако прежде чем завернуть в лепёшку начинку, я решил сначала отведать кусочек мяса, и он оказался настолько жёстким, что его невозможно было разжевать. После нескольких попыток найти съедобный кусочек, я оставил фахиту нетронутой. Выручила квесадилья, но я вышел из-за стола полуголодным. В этом кубинском кафе порции уже были американскими, а качество все ещё оставалось социалистическим.

После обеда мы по просьбе внуков прокатились на колесе обозрения, которое находилось рядом. Все уместились в одной просторной, стеклянной кабинке, в которой оказалось прохладнее, чем на улице. Нас крутили довольно долго, мы даже успели пересесть со скамейки на скамейку, чтобы поменять точку обзора. Всем было интересно глянуть на город и залив с высоты птичьего полета, хотя соседние небоскребы взгромоздились гораздо выше.

После колеса обозрения мы пересели на арендованные колёса и, проехав через downtown Майями, направились на юг. Выбираться из города пришлось долго из-за пробок. Лишь только после того, как мы миновали городок Homestead, на трассе, соединяющей острова архипелага, машин стало меньше. Кстати, всего их около 1700 и большинство из них малы и необитаемы. Здесь они называются “keys”, но к английскому слову “ключ” это название не имеет никакого отношения, так как происходит оно от испанского “cayo”, что означает “маленький остров”.

Скоростная же дорога проходит через самые крупные острова, которые соединены сорока двумя мостами, среди которых и знаменитый семимильный.

Справа по ходу у нас раскинулся Мексиканский залив, а слева Атлантический океан. Были моменты, когда бескрайние, бирюзовые воды простирались в обе стороны от нас до самого горизонта, а по середине этого необъятного простора летела узкой серой стрелой дорога, вонзаясь в голубую космическую даль. И вокруг ничего - только вода и небо. И вот тогда внутри меня вдруг сами собой зазвучали мелодия и начальные слова из романса Михаила Глинки: «Между небом и землей жаворонок вился». Я чувствовал себя не жаворонком, но вольной птицей, взвившейся в небо над бескрайним морским раздольем и летящей в сказочные края, где ждут меня песчаные пляжи, величественные пальмы, тропическое буйство красок цветущих экзотических деревьев, кустов и трав, интересные приключения и новые впечатления.

Первой неожиданностью для меня стал тот факт, что в некоторых местах параллельно хайвею тянулась другая дорога - железная. Дело в том, что больше двадцати лет назад я впервые побывал в Ки-Уэсте, но тогда эту железную дорогу не увидел, может быть потому, что сидел на другой стороне туристического автобуса, а гид о ней не упомянул. А теперь она бросилась в глаза. Местами в ней были разрывы, она не функционировала, но сохранились очень большие её куски.

К своему отелю мы приехали уже затемно, и там сбоку от дорожки, ведущей к центральному входу, я увидел небольшой памятник. Как следовало из укрепленной рядом таблички, это было колесо от персонального вагона Генри М.Флаглера, в котором он прибыл 21 января 1912 года в Ки-Уэст, открыв таким образом движение по железной дороге. Он был встречен толпой жителей Ки-Уэста, многие из которых впервые в жизни увидели паровоз. В холле отеля стоял его бюст.

Уже в номере, заглянув в Интернет, я узнал, что эта дорога была построена по его инициативе и при его финансировании, а сам он был крупным предпринимателем и железнодорожным магнатом, одним из компаньонов Джона Дэвисона Рокфеллера.

Потом мы много раз прогуливались и ездили по Флаглер авеню в Ки-Уэсте. Здесь его помнят и уважают, несмотря на то, что в 1935 году железная дорога, связавшая Ки-Уэст с материком, была разрушена ураганом и ее не стали восстанавливать по причине экономической нецелесообразности.

На следующий день мы первым делом направились на пляж. На песчаном берегу лишь пара лежаков были заняты. Отдыхающие в основном кучковались вокруг двух бассейнов. Однако, мы зашли в море, и там нас ждал сюрприз: вода оказалась той же температуры, что и воздух. Не возникло никакого ощущения прохлады от перехода из воздушного океана в водный. Но мы поплавали в соленой водице.

Потом я прошёлся вдоль берега и в двух местах обнаружил огороженные деревянными рейками с красными флажками небольшие площадки с табличками, призывающими не беспокоить гнезда морских черепах. К сожалению, выхода черепашек оттуда мы не дождались.

На обед поехали в город. Стоит отметить, что за паркинг при гостинице берут 29 долларов за сутки. Причём на въезде висит объявление, что администрация отеля не несёт никакой ответственности за повреждение или угон машины, а также за кражу вещей в ней оставленных. Когда мы выехали с этой платной стоянки, то увидели, что на близлежащих улицах стоят припаркованные машины и есть много свободных мест. Я сказал, что лучше уж парковаться здесь. По крайней мере машину, оставленную на улице могут обокрасть бесплатно, а за то же самое на стоянке, придётся ещё и доплатить. Но не тут-то было. Приглядевшись, мы увидели на окружающих улицах таблички с предупреждением о том, что на них постороннему транспорту парковаться запрещено. Гостиницу не обманешь.

Обедали в Key Plaza Creperie (блинная). Нас обслуживал веселый и разговорчивый официант, как выяснилось позже, родители которого эмигрировали в Америку из Польши. Попутно он сообщил нам, что климат на островах гораздо лучше чем в континентальной Флориде, так как здесь не так душно из-за хорошего проветривания со стороны океана. В общем из его рассказов следовало, что Флорида-Кис - замечательное место для жизни. Тут я и спросил его насчёт ураганов. Ответ у него был готов заранее. Он пояснил, что пока бушует ураган, здешние жители отлично проводят время: так как всякая работа отменяется, возникает возможность собираться компаниями, встречаться с друзьями за общим столом, выпивать и беседовать о жизни. Оптимист!

Да, чуть не забыл. Утром направляясь на пляж, я заметил молодого мужчину в форме с тележкой для перевозки багажа. Он стоял у колонны недалеко от входа и прикуривал сигарету. Таких служащих отеля называют по-английски bellboy, то есть посыльный или коридорный. Их задача встретить гостей, помочь им сориентироваться на первых порах и доставить чемоданы в номер. И тут я обратил внимание на то, что уж больно долго он прикуривает. Приглядевшись я понял, что это мастерски сделанная цветная скульптура. Подошёл и познакомился поближе с этим симпатичным коридорным. Его создал Seward Johnson в 1987 году, дав название своему произведению «Taking a Break», что я перевёл, как «Перекур».

С этого момента у нас установились с этим коридорным очень хорошие отношения, все дни, что мы там были, я всегда желал ему доброго утра, и он, так и не успев прикурить, отвечал мне тем же. И это всегда сбывалось.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Keeler Tavern

Понедельник, Июль 25, 2022

Я полюбил маленькие американские городки после того, как в начале ковидной пандемии прожил в одном из них три месяца в доме у сына. Он настоял, чтобы мы уехали к нему из Бруклина, где заболеваемость начала бурно расти.

Раньше мне казалось, что жизнь в таких городках скучна и однообразна, и я умру там от тоски через неделю. Однако я сильно ошибался и теперь думаю, что нормальная жизнь существует именно там.
Ежедневно прогуливаясь по кольцу близлежащих улиц, постепенно я узнавал близких и далеких соседей, которые отлично знали, что я здесь чужак, но всегда приветливо здоровались со мною. И постепенно я стал их всех узнавать, ждал мимолетной встречи с ними и первым начинал махать рукой и улыбаться, получая ответную улыбку.

Я не знал их имён и того, чем они занимаются, но мне было приятно сознавать, что они уже считают меня почти своим, хотя мы не перекинулись с ними ни единым словом. Хотя нет. Я им: «Hello»! А они мне: «Wonderful weather» или что-нибудь вроде этого.

Могу признаться, что по своему психологическому складу я не являюсь очень общительным человеком, мне трудно подойти к незнакомцу, чтобы начать с ним разговор, хотя при большом желании, конечно, можно было бы придумать какой-нибудь повод для короткой беседы. Но я этого не сделал.

И всё же, и всё же. К твоим услугам здесь чудесный лес, начинающийся буквально за домом, чистое озеро с песчаным пляжем, несколько парков с проложенными дорожками, бегущими вдоль живописных речушек и прудов или поднимающимися на окружающие городок холмы, с вершин которых открываются чудесные виды, музей искусств с часто меняющейся экспозицией, благодаря обменам с соседями, уютные улочки, по которым приятно бродить, разглядывая старые дома, некоторым из которых присвоены звания исторических памятников, отличная современная библиотека и множество уютных кафе и ресторанчиков, где можно найти разнообразную кухню и вкусно поесть. И всё это в 10-15-ти минутной доступности. Если на машине. А машины здесь есть у всех, причём у подавляющего большинства по две.

Если же хочется увидеть что-нибудь новенькое, можно съездить в близлежащие городки, до которых ехать 20-30 минут.

Особенно я люблю посещать краеведческие музейчики, которые есть почти в каждом из небольших американских городков. Они обычно создаются в каких-либо старых домах, бывшие владельцы которых оставили заметный след в местной истории. И жители городка бережно сохраняют память о них, давая возможность каждому увидеть, как и чем жили здесь люди пару веков назад. Сюда водят школьников, знакомя их с историей своего города и прививая им любовь к родным местам и вообще к краеведению.

Одним из таких памятных мест в коннектикутском городке Риджфилд является Keeler Tavern Museum.

Когда-то земли, на которых стоит город, принадлежали индейским племенам рамапо и ленапе. В самом начале XVIII века несколько семей из близлежащего города Норвок купили у них кусок земли в 20 000 акров, разделили его на участки и распродали. Так родился нынешний Риджфилд. Участок №2, на котором сейчас стоит Keeler Tavern Museum, купил Бенджамин Хойт и построил на нем маленький одноэтажный дом. В 1869 году племянник Бенджамина Тимоти Килер выкупил участок у своего дяди, перестроил дом и основал там постоялый двор. Это было осмысленное решение, потому что рядом с участком проходила важная почтовая дорога, связывавшая Нью-Йорк со столицей Коннектикута Хартфордом и далее с Бостоном. В те времена на эту поездку уходило четыре дня, и, естественно, и людям, и лошадям требовался отдых.
А заведение Тимоти Килера предлагало разнообразные услуги: еду, напитки, ночевку, стойла и корм для лошадей, поэтому дела там шли неплохо.

Я не стану подробно пересказывать историю таверны, отмечу только, что в 1907 году этот участок земли с домом купил изветный архитектор Касс Гилберт и использовал его в качестве своей летней дачи. Он возвел там несколько новых построек. А в 1966 году в Риджфилде было создано общество по сохранению бывшей таверны, участок был выкуплен и превращен в музей.

Гид Maureen Tucker, немолодая, седая и довольно симпатичная женщина вела рассказ для небольшой группы постетителей, в числе которых был и я с внуками.

Первое, на что я сам обратил внимание были стекла в окнах (по 20-24 штуки в каждом из них): они были неровными с застывшими потёками стекольного расплава. Интерьер таверны представлен таким, каким он был XVIII веке, там сохранилось много мебели, кухонных принадлежностей и несколько комплектов мужской и женской одежды того времени.

Далее назову только то, что лично для меня оказалось новым или интересным.
Гид показала нам в задних каменных стенках каминов специальные углубления, тоже выложенные камнем. Это были постоянно действующие печки, где готовили пищу. Горшки доставали не ухватом, а с помощью плоской металлической лопаты на очень длинной металлической же ручке. Интересным мне показался тостер того времени - металлическая клетка, в которую помещали кусочки хлеба, а затем, опять же на длинной железной ручке, держали некоторое время над огнем камина.

Впервые я увидел там детский трехколесный велосипед, целиком сделанный из дерева, наряду с лошадкой на палочке и санками.

Но если честно признаться, то я пошел в этот музей главным образом потому, что хотел посмотреть на английский принт 1780 года “Битва при Риджфилде”, который там находится. Я наткнулся на упоминание о нем, когда читал статью о владельце “Underwood Corporation” Дж.Т.Ундервуде и её президенте Ф.Вагонере.

Последний владел громадной усадьбой с уникальным особняком в историческом районе Риджфилда. После его смерти имение купил Harrison D. Horblitt - президент компании Colonial Fabrics, базировавшейся в Манхэттене. Он был известным филантропом и коллекционером старинных книг и манускриптов. Вместе со своей женой он внёс большой вклад в сохранение истории Риджфилда. В 1973 году, когда группа жителей города, собрав 2500 долларов, хотела купить упомянутый мною принт, продававшийся на аукционе Sotheby’s, у них не хватило денег. Харрисон Хорблитт приобрел его там за 16 000 долларов. Через три месяца после его смерти, последовавшей в 1988 году, его жена подарила этот принт Keeler Tavern Museum.

Наша гид показала нам этот принт, однако историю его не рассказала. Но в заключение она вывела нас из помещения музея наружу и показала нам пушечное ядро, застрявшее в стене таверны - результат обстрела в апреле 1777 года англичанами восставших против метрополии американцев.

Комментариев (4)

Оставить комментарий

Каменный дом

Вторник, Июнь 21, 2022

Во время своих регулярных наездов в небольшой городок Риджфилд в Коннектикуте я всегда стараюсь посмотреть там и в округе какую-нибудь местную достопримечательность или историческое место.

В последний свой приезд, побродив в Интернете, я обнаружил, что в северо-западной части Риджфилда находится West Mountain Historic District, которому был присвоен этот статус благодаря расположенным там поместьям с особняками, построенными в первой трети прошлого века. Оттуда же узнал, что самым большим из них владел Филипп Вагонер, который был президентом Underwood Corporation. Наткнувшись на название этой корпорации, я вспомнил про одну давнюю историю, связанную с пишущей машинкой Ундервуд, о которой расскажу чуть позже. Но сам этот факт подтолкнул меня к тому, чтобы поехать в этот уголок города. Благо, это место находилось от меня примерно в четверти часа езды, судя по данным напигатора.

На деле же это заняло гораздо больше времени, потому что навигатор привел меня совсем не туда, куда я хотел. Однако, в итоге я все же нашел то, что мне было нужно.

Усадьбы широко расположились по обе стороны пустынной Oreneca Road. От дороги они отгородились невысокими заборами из дикого камня, в основном из валунов, но въездные ворота в имения были монументально построены из тесаного известняка и перекрыты массивными, литыми из чугуна, створками.

Огромный и красивый особняк, возведенный в георгианском стиле Филиппом Вагонером, стоял в глубине усадьбы довольно далеко от забора, но был виден достаточно хорошо, хотя только сбоку.

Сейчас, думаю, самое время сказать пару слов о Ф.Вагонере. Поначалу он был президентом Elliott-Fisher Company, являвшейся материнской для Underwood Typewriter Company and the Sundstrand Corporation. В 1927 году он реорганизовал компанию в Underwood Corporation, в которой Томас Ундервуд был избран председателем, а Вагонер президентом. И если имя очень успешного, сделавшего многомиллионное состояние, предпринимателя Ундервуда, как называют его по-русски, известно многим, то, думаю, о Вагонере не знает практически никто. А между тем он тоже был небедным человеком, в чем я имел возможность наглядно убедиться.

Выбирая лучший ракурс, чтобы сфотографировать его особняк, я долго ходил вдоль каменного забора, но никак не мог найти точку для съёмки, потому что мешали большие деревья, растущие вдоль ограды.

Пока я бродил там туда-сюда, мимо меня проехала всего одна машина. Вторая около меня остановилась. В ней сидели две молодые, симпатичные девицы, и та что сидела рядом с рулившей подругой, спросила меня, не видел ли я здесь сбежавшую собаку. Никакая собака вокруг меня не бегала. Вдоль этой улицы, как я уже писал, дома стояли далеко друг от друга, да ещё и на приличном расстоянии от дороги посреди огромных приусадебных участков, так что любой собаке там было место, где порезвиться. С самого начала было ясно, что во мне сразу же распознали чужака и на всякий случай решили рассмотреть меня получше. Я ответил отрицательно, а осмотр моей персоны, вероятно, не вызвал особых опасений, и девицы мило улыбнувшись, уехали, оставив меня в одиночестве на их безлюдной улице.

А я продолжил обход забора, пока неожиданно не наткнулся на узкий в нём проход, за которым начиналась хорошо протоптанная тропинка, ведущая на территорию усадьбы. Никаких предупреждающих табличек перед входом на тропинку не было.

Некоторое время поколебавшись, и убедившись, что около меня не видно ни одного прохожего и ни одной машины, а по огромной поляне перед домом не бегает злая собака, я вторгся в бывшие владения Вагонера.

Прижимаясь к деревьям, растущим вдоль тропинки, я вышел на край поляны и оказался почти прямо перед особняком. Сфотографировал его несколько раз, получив таким образом полдюжины неплохих снимков, и тут же ретировался.

Могу заметить, что этот дом не является секретным обьектом, и его фотографии легко найти в Интернете. Но я представляю свои.

Дом выглядит не столько красиво, сколько очень внушительно, что вполне соответствует георгианскому стилю, для которого характерны строгая геометричность, симметрия, парные дымоходы, среднескатная крыша, очень скромный декор и двенадцать стекол в каждом окне.

Вагонер возвел свой каменный особняк в 1932 году на собственном земельном участке площадью в 65 акров или 26 гектаров. На этой территории расположен еще один солидных размеров каменный дом и несколько относительно небольших подсобных строений вроде гаражей. За ними виднеется Round Pond - большой водоем, площадью 32 акра, возникший после отступления ледника из этих мест. Какой-то участок этого пруда, вероятно, тоже являлся владением Вагонера.

Теперь следует сказать несколько слов и о Джоне Томасе Ундервуде. Он родился в Лондоне и эмигрировал в США будучи подростком с семьей своего отца, который в Нью-Джерси основал компанию, которая занималась производством бумаги, чернил и других принадлежностей для пишущих машинок, выпускаемых в коммерческих масштабах компанией Ремингтона с сыновьями.

Позднее он со своим братом переселился в Бруклин и в 1895 году купил патент у изобретателя Франца Вагнера на машинку, производство которой и принесло ему всемирную известность. Так что не он ее изобрел, он лишь наладил её производство. Его фабрика по производству машинок в столице Коннектикута Хартфорде была в 1915 году крупнейшей в мире.

Преимущество новой конструкции перед машинкой Ремингтона заключалось в том, что в процессе печатания человек мог сразу видеть текст, в то время как увидеть напечатанное на машинке Ремингтона можно было только после того, как бумага была извлечена из машинки.

Сам же хозяин компании, как я уже писал, поселился с женой и дочерью в Бруклинском районе, который теперь называется Clinton Hill Historic District. В конце позапрошлого и начале прошлого веков это место облюбовали богатейшие люди того времени, в числе которых были Pratt, Pfizer и Bedford.

После смерти мужа, жена и дочь Ундервуда подарили свой земельный участок городу, чтобы там разбили парк. Он был открыт в 1956 году и носит имя Джона Томаса Ундервуда.

А теперь могу рассказать и свою историю. Название “Ундервуд” мне было хорошо известно. Многие люди помоложе, познакомились с ним, вероятно, прочитав книгу Сергея Довлатова “Соло на ундервуде, соло на IBM”. Я узнал об этом гораздо раньше выхода в свет этой замечательной книги.

В самом начале 1970-го года я закончил работу над своей кандидатской диссертацией. Все материалы были собраны, исследованы и описаны в тетрадках и на листочках бумаги. Теперь предстояло все это напечатать на машинке и представить на просмотр своим научным руководителям.

Машинки, естественно, у меня не было, и я обратился к машинистке, работавшей секретарем у директора НИИ, в котором я работал младшим научным сотрудником. Цена, запрошенная машинисткой, оказалась для меня совершенно неподъёмной. Подумав, я решил, что проще купить машинку и напечатать всё самому. Но найти машинку в те времена было непростым делом.

К тому моменту мой папа надумал поехать в Красноярск, где жили его дяди и тети со стороны матери. Их отец, мой прадед был до революции очень зажиточным человеком, имел большой дом с флигелем и вместительным полуподвальным помещением, где располагался склад для товаров, которыми он торговал. Прадед умер относительно молодым, еще до революции, а прабабушка прожила долгую жизнь, и я её прекрасно помню.

Будучи еще мальчишкой, я бывал в этом складе. В то время там хранились ненужные, старые вещи и много книг. Эх, сейчас бы попасть в тот скалад! Тогда же я отыскал там старый велосипед без седла. На его место я намотал толстую тряпку, и так гонял на нем по соседним улицам.

Вот в этом складе мой отец отыскал тяжеленную, весившую, наверное, не меньше пуда, с огромной кареткой, в которую можно было вставить газетный лист, пишущую машинку “Underwood”, и привез её во Фрунзе, где мы тогда жили.

Пролежав не один десяток лет в сыром, неотопляемом помещении, машинка проржавела и покрылась толстым слоем окаменевшей пыли. От подарка я отказался. Ремонтировать её не было смысла, и я купил подержанную, небольшую, но рабочую машинку. И убил таким образом двух зайцев: напечатал черновой вариант диссертации и научился печатать на машинке. Что сделал мой отец с чудом техники начала прошлого века я не знаю. Вероятно, кому-то отдал.

В заключение хочу вернуться к особняку Вагонера. Прожив в нем всего несколько лет он навсегда его покинул после смерти жены.

Долгое время этот уникальный архитектурный памятник оставался практически заброшенным. В 1965 году имение было куплено предпринимателем Харрисоном Хорблиттом. Когда он с семьей вселился в дом, он был настолько заросшим, что из его окон невозможно было любоваться шикарным видом на Round Pond.

Последний раз дом был продан в декабре 2004 года за 6.950.000 долларов. Кто сейчас им владеет я узнать не смог.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Стул Савонаролы

Пятница, Июнь 10, 2022

На днях, в который уже раз, я отправился в наш замечательный Бруклинский музей искусств. Мне нравится бродить по его залам, и я проделываю это минимум пару раз в год. Постоянная его экспозиция меняется мало, и я уже помню, где висят те или иные картины и часто заранее знаю, что увижу, свернув в соседний зал. Однако там периодически устраиваются специальные выставки, где всегда можно увидеть что-нибудь новое. В этот раз мероприятие было посвящено Энди Уорхолу (Andy Warhol: Revelation).

Но сейчас я хочу рассказать вовсе не об этой экспозиции.

Обычно, когда говорят о музее искусств, имеют в виду в основном картины и скульптуры. Я же решил в этот свой визит в музей обратить особое внимание на предметы прикладного искусства, в первую очередь на мебель, разных образчиков которой там собрано немало.

По моим наблюдения мимо таких экспонатов обычно проходят не задерживаясь, если это не какая-нибудь уникальная вещь.

Однако в музейной экспозиции иногда на глаза попадается такой предмет мебели, который, как кажется, можно было бы увидеть на улице рядом с мешками и мусорными баками, выставленными из домов в день, когда приезжает мусороуборочная машина. Главным образом это относится к стульям и комодам. Но почему же они тогда попали в музей?

Вот, к примеру, небольшой, безо всяких изысков, простецкий, рассчитанный явно на невысокого человека стул. Думаю, любой житель Бруклина, и не только, видел выставленные на улицу для утилизации разобранные кровати, комоды, разнообразные кресла и стулья. Если бы я увидел на улице стул, подобный выставленному в музее, то прошел бы мимо. И сделал бы это зря.

Из таблички, укрепленной рядом со стулом, я узнал, что его создал в 1904 году Frank Lloyd Wright. Имя этого человека было мне хорошо известно, ибо он является выдающимся американским архитектором и педагогом, по проектам которого построено множество офисных зданий, церквей, школ, музеев, гостиниц и небоскребов. Лишь один пример - знаменитый музей современного искусства Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке. Но помимо этого Фрэнк Райт выступал и в качестве дизайнера интерьеров, а также мебели и даже столовых сервизов.

Из той же самой таблички я узнал, почему этот стул удостоился чести занять почётное место в экспозиции музея. Там было сказано, что его дизайн, в отличие от подобных вещей из прошлых эпох, не опирается на старые или экзотические модели. Он несет на себе новые абстрактные идеи, основанные на геометрии и плоскостях. Райт отверг стремление дизайнеров 19-го века к комфортабельности, декоративности, цветистости своих изделий в пользу не связанной никакими обязательствами простоты, стремясь лишь показать суть того, что есть обычный стул.

Так что, кто этого не знает, может прийти и посмотреть.

Но всё, конечно, не так просто. В музее можно увидеть как эволюционировали стулья и кресла от штучного изделия мастера краснодеревщика к утилитарной, выпускаемой массовым тиражом, вещи, собранной из алюминиевых или стальных трубок, с натянутыми на них сидениями и спинками из синтетической клеенчатой ткани. Посмотреть на переходные формы от одного стиля к другому достаточно интересно.

Примером же уникального стула ручной работы может служить произведение, иначе я это не могу назвать, неизвестного европейского мастера конца 19 века. Он создал стул в виде морского змия.

И тут я вспомнил про одну свою находку, ничего похожего на которую я в музее не обнаружил.

Однажды, лет 10-12 назад, съезжая с Белта, я заметил на выезде валяющийся в траве странный стул. Напротив стояли дома, я остановился около одного из них и прошёл на поляну. Там лежал складной деревянный стул, совершенно оригинальной конструкции. Его съёмная спинка, с небольшой, недостающей отколотой частью, валялась рядом. Вероятно, из-за этого стул и был выброшен. Удивительными были его перекрещивающиеся под сиденьем и насаженные на общий шарнир ножки Х-образной формы.

Я бросил стул в багажник и отдал его своему приятелю, который занимался реставрацией мебели и старинных рам для картин. От него и узнал, что такой тип мебели называется савонарола.
А потом уже сам почитал об этих стульях. Оказалось, что они были широко распространены в Средневековье и во времена итальянского Возрождения. Они были обычным предметом мебели не столько в частных домах, сколько в монастырях, где на них сидели монахи, занимавшиеся перепиской рукописей. Отсюда и прослеживается связь названия стульев с именем Джироламо Савонаролы - настоятеля монастыря Сан Марко во Флоренции и её фактического правителя с 1494 до 1498 года.

С середины позапрошлого века стулья савонарола вновь вошли в моду, их стали копировать, а некоторые их образчики производились и позже. Я не знаю, когда был сделан найденный мною стул, но мне точно известно, что мой приятель его отремонтировал и продал за неплохие деньги, о чем сам мне и поведал.

Я тот стул не сфотографировал, но если кому-то интересно, то изображения таких стульев легко найти в Интернете.

Отдельно можно упомянуть о стульях-качалках. Когда и где были изобретены эти предметы мебели неизвестно, однако ими пользовались в наших краях еще во времена северо-американских английских колоний. В музее есть несколько разных качалок, но мне больше всего понравилось изящное кресло, созданное известным австрийским мебельщиком Михаэлем Тонетом, который начал производство «венских» кресел-качалок в 1860 году. Он делал их из гнутой древесины, благодаря чему они обладают своеобразной формой, красотой и легкостью. Кресло именно этой уникальной модели, но произведенное в 1900 году, и выставлено в музее.

Давным-давно у нас дома были венские стулья, доставшиеся нам от родителей моего отца. Они явно были куплены ещё до революции и верно служили нам не менее полувека. Я их хорошо помню. Они действительно были очень легкими, но сильно шатались, так как шурупы, которыми были скреплены их части к тому времени, когда я их запомнил, уже протерли древесину и их невозможно было подтянуть.

Должен заметить, что в музее выставлена не только старая мебель, но и некоторые образцы современных изделий, иногда весьма причудливого дизайна. Мне запомнился комод, сконструированный нидерландским дизайнером Tejo Remy в 1991 году, а изготовленный в 2005-м из разных сортов дерева, крашеного и некрашеного металла, пластика, бумаги и текстиля.

Как можно заметить, многие ящики в нем расположены вкривь и вкось, так что предметы и вещи, в них помещенные, будут скатываться в один угол, и по этой причине потом так просто не отыщешь что-то срочно нужное. Зато этот комод выглядит очень необычно.

И таких необычностей там много. Так что стоит сходить и посмотреть.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Прогулки вдвоём

Воскресенье, Апрель 3, 2022

В наши дни, когда буквально изо всех источников массовой информации на нас непрерывно изливаются потоки удручающих сведений о войне в Украине, мы почти забыли о ковиде, который никуда не делся. В Израиле поговаривают о шестой волне, а в Китае наглухо закрывают огромные мегаполисы, вроде Шанхая, из-за новой вспышки коронавирусной инфекции.

В предпоследний день марта в Нью-Йорк Таймс была опубликована статья с предупреждением о возможности очередной вспышки коронавируса, вызванной новым его штаммом ВА.2. Сообщается также, что у нас в стране в настоящее время ежедневно умирают от коронавирусной инфекции более семисот человек ежедневно. В такой ситуации не только на зарубежные путешествия, но и на дальние поездки в пределах нашей страны, довольно трудно решиться. А путешествовать хочется. И я полагаю, что решение проблемы находится рядом, хотя кому-то оно может показаться неким паллиативом, полумерой. Пусть даже и так, но. по-моему, может быть очень интересным совершить, например, поездку по нашему штату, который не так уж мал и обладает достаточным количеством достопримечательностей. То же самое можно сказать и о соседних с нами Нью-Джерси и Коннектикуте.

Мало того, можно путешествовать каждые выходные, а кому-то и каждый день. Я уже не раз предлагал в своих очерках заняться краеведением и для начала попутешествовать по ближайшим к дому улицам, где неожиданно можно обнаружить немало интересного. Я убедился в этом на собственном опыте. Нужно лишь поставить перед собой какую-нибудь конкретную цель. Уверен, что каждый житель Бруклина, кроме, вероятно, таксиста, может назвать какой-то район этой части Нью-Йорка, где он никогда не бывал. Так почему бы не съездить туда? К примеру, в Викторианский Флатбуш, в котором ни один особняк не похож на другой, и поинтересоваться их историей, иногда связанной с именами известных американских персонажей.

На свои прогулки я практически никогда не хожу один, хотя на самом деле внешне это выглядит именно так. Это противоречие объясняется просто. Когда я иду по улице, парку, даже лесной тропинке, я мысленно показываю то, что вижу, какому-нибудь своему попутчику.

Первое время после эмиграции моим постоянным спутником был мой отец, который, к сожалению, давно умер и похоронен за тридевять земель от того места, где я сейчас живу.

Гуляя по улицам Манхэттена, я показывал их папе. Побывать здесь было его несбыточной мечтой, особенно после рассказов его дяди о жизни в Америке. В годы НЭПа он уехал в США, прожил в Сан-Франциско три года и вернулся обратно в Советский Союз, чтобы вывезти туда всю семью. Пока собирались, закрыли выезд из страны, дядя остался и до конца своих дней жалел о совершенной ошибке.

Так вот, я мысленно говорил папе: “Вот смотри, мы стоим около Empire State building и сейчас поднимемся на его смотровую площадку, а завтра отправимся на пароме на остров, где стоит статуя Свободы и посмотрим с самого её верха на Нью-Йорк». И вёл его за руку в другие интересные места или просто гулял с ним нью-йоркским улицам. Вероятно, это было потому, что я сам не верил в свершившееся чудо: получить возможность увидеть всё это своими глазами.

С течением времени ощущение чуда исчезло, я свыкся с мыслью, что являюсь гражданином США, и перестал показывать папе эту страну.

Но теперь, гуляя по улицам и паркам Бруклина, иногда наяву, а иногда мысленно, я показываю их своему приятелю Ефиму, у которого нет машины, или же своему одиннадцатилетнему внуку, создавая таким образом разнообразие в прогулках даже по одному и тому же месту, потому что я обращаю внимание внука на те вещи, которые Ефиму врял ли были бы интересны.

Недавно мы гуляли с ним в Calvert Vaux Park, который назван в честь выдающегося архитектора и ландшафтного дизайнера, прославившегося тем, что вместе с Фредериком Олмстедом спланировал и создал Центральный парк в Манхэттене, а в Бруклине - Проспект и Форт-Грин парки.

Парк Калверта Вокса находится на северной стороне устья Coney Island Creek, где эта речка впадает в Gravesend Bay. Проложенная в парке живописная тропинка тянется вдоль берега маленькой бухточки, которая частично превращена в своеобразное кладбище старых барж. На полуразвалившихся баржах, расположенных у самого берега, выросла трава, а те, что затоплены подальше от берега, служат местом отдыха для чаек, диких гусей и уток. Там же находится знаменитая “Желтая субмарина”, о которой я писал когда-то и не хочу повторяться. Каждый желающий может найти её довольно интересную историю на Интернете (The Yellow submarine), где есть и видео.

А мы с приятелем подошли к тому месту, где открывается вид на Gravesend Bay и заброшенный паромный терминал, от которого в воде остались сегменты бывших причалов, похожие на больших многоножек. Берег в том месте укреплен большими бетонными плитами, сплошь изрисованными граффити, а в маленьком заливчике лежит на боку большая шлюпка, до которой райтеры тоже добрались.

В общем виды в парке очень необычные, не знаю, где поблизости можно такое увидеть. И это при том, что я ничего не сказал о природных красотах парка.

А еще недавно я побывал в Проспект-парке, где рядом с Harmony Playground на оркестровой раковине находится огромная настенная роспись, выполненная Эмили Оливейрой (Emily Oliveira), которая живет и работает в Бруклине.

Но сначала пара слов об игровой площадке. Там я увидел оригинальную скульптуру, изображающую девушку с длинными волосами. Абрис скультуры делает её похожей на арфу. В общем, девушка-арфа. Осталось только мысленно натянуть струны и слегка коснувшись их пальцами услышать внутри себя голос этой девушки, исполняющей вашу любимую мелодию. Каждому свою. К сожалению, я не смог найти имя автора этого произведения.

А теперь можно вернуться к написанной яркими красками настенной росписи. На ней изображен природный ландшафт, населенный людьми и богами, которые все вместе, как сказано в комментарии к картине, нацелились на борьбу с насилием, ненавистью и разобщенностью людей. Вместо этого автор своей работой призывает всех объединиться в стремлении к счастью и заботе друг о друге, дабы выбрать новые пути существования в постковидной эре. В любом случае эта роспись заставляет задуматься, и в такие моменты в голову приходят совершенно неожиданные мысли.

Например, я заметил за собой интересную закономерность: когда где-то гуляю, то думаю, что теряю время попусту, так как именно сейчас можно было бы сесть и что-нибудь написать или сделать что-то другое полезное, а когда я сижу и пишу, я думаю, что вот, за окном такая хорошая погода и красота, а я сижу дома и упускаю возможность пойти погулять или поехать куда-нибудь, чтобы увидеть что-то новое, и потом об этом написать. Вот так и живу в постоянных метаниях между одним и другим.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Мои открытия

Понедельник, Март 21, 2022

В последние дни все средства массовой информации, в том числе и наши русскоязычные газеты, переполнены сведениями о военных событиях, разворачивающихся в Украине. Я сам долгими часами не могу отлипнуть от телевизора и компьютера, выискивая последние сообщения о продолжающейся там трагедии. И я знаю, что не один нахожусь в таком состоянии.

В конце концов я решил, что надо оторваться от чинимых российской армией в Украине мрачных и страшных преступлений, от картин разрушений, страданий и гибели людей, которые стали преследовать меня днём и ночью.

К счастью мне представилась возможность побродить по настоящему лесу, чем я без промедления воспользовался, чтобы хоть ненадолго забыть об ужасах, творящихся за тридевять земель от нас, но тем не менее неразрывно связанных с памятью о нашем прошлом и негативно влияющих на нашу сегодняшнюю жизнь.

Было начало марта. В лесу по краям тропинки во многих местах ещё лежал снег, иногда она почти целиком была им покрыта. Шёл я не спеша: часто останавливался, чтобы сделать фото.

Было тихо, лишь иногда длинными пулеметными очередями выстреливал в голубое небо дятел, разрывая тишину леса. Деревья вокруг были ещё погружены в зимний сон, и отсутствие листвы на них открывало то, что летом было трудно или почти невозможно заметить.

Например, я четко увидел насколько много деревьев в наших лесах опутаны лианами. Причём достаточно удивительным для меня оказался тот факт, что лианы опутывали не только деревья, около которых выросли, но и друг друга, образуя тугие канаты, похожие на те, которые используют при швартовке судов на причалах. И хотя скорее всего эти живые канаты были образованы братьями, они душили не только дерево, вокруг которого обвились, но и друг друга, лишь бы первому подняться поближе к солнцу.

И эти лианы опять вернули меня из леса в нашу суровую реальность, когда один народ жестоко истребляет своих близких родственников в войне на Украине.

Я зажмурился, тряхнул головой и приказал себе поискать вокруг что-нибудь более радостное и веселое.

Несмотря на прохладный день, на больших проталинах, хоть и слегка пришибленные, зеленели папоротники Christmas Fern (все названия растений я определял с помощью программы iNaturalist, встроенной в мой телефон), который получил свое название из-за того, что в восточных штатах Америки его вечнозеленые листья часто использовались для украшения в рождественские и новогодние праздники. Неподалёку от них распластались целые острова низенького полукустарника пахизандры с зубчатыми, глянцевитыми, темно-зелёными листьями.

Мне показалось, что и те, и другие только и ждут наступления ранних тёплых весенних дней, чтобы первыми начать захватывать жизненное пространство. Опять не могу избавиться от аналогий с войной.

А еще было много зеленых мхов, особенно часто попадался на глаза парчовый мох (Brocade Moss), нередко целиком окутывающий светло-зеленым с желтизной мягким, мохнатым покрывалом гниющие остатки лежащих на земле древесных стволов.

Могу признаться, что в конце-концов я все же отвлёкся от грустных мыслей и смог просто любоваться окружающими меня деревьями, кустами и выходами скальных пород, создающими чудесные пейзажи.
И здесь хочу заметить, что вовсе не обязательно забираться куда-то далеко от города, чтобы почувствовать себя наедине с природой. Это тем более верно, что выехать из нашего Бруклина бывает непросто из-за частых пробок на дорогах, приводящих к большим потерям времени. Можно просто отправиться в какой-нибудь городской парк.

Одним из моих любимых является самый большой по площади в Бруклине Marine Park, добраться до которого не составляет большого труда и не требует много времени.

Примерно через неделю после своей прогулки по лесу я поехал именно туда.

Вышел на Salt Marsh Trail и отправился по этой тропинке вдоль берега Shell Bank Creek. И вскоре наткнулся на целую полянку подснежников Элвиса (Greater Snowdrop), цветущих замечательными, смотрящими книзу, довольно крупными белыми цветочками. Это чудесное растение названо в честь английского ботаника и энтомолога Генри Элвиса (1846—1922), который открыл его в Турции в 1874 году. Так что этот первоцвет является пришельцем, можно сказать эмигрантом. Но он попал сюда по приглашению для разведения в садах.

В отличие от немалого числа нелегальных эмигрантов, проникших в Америку различными путями и терроризирующими ныне местную флору.

А ещё отыскал там целых пять видов травок, украшенных меленькими цветочками. Чтобы их обнаружить, надо было хорошенько смотреть под ноги и по сторонам. Это были сердечник, (Hairy Bittercress), пастушья сумка (Shepherd’s-purse) и звездчатка. Все они украшены белыми цветочками.

А вот Вероника (Ivy-leaved Speedwell) смотрит на солнце маленькими, но очень симпатичными синенькими цветочками, в отличие от яснотки пурпурной (Red Deadnettle), которую в России называют ещё красной крапивой, обладающей в соответствии со своим названием цветочками пурпурного цвета.

Написав всё это, я остановился и представил, что кто-то из моих читателей может подумать: “А чего это он прицепился к травкам и цветочкам, как будто больше ничего другого вокруг нет?”
Отвечаю: я пишу об этом, потому что мне нравится разглядывать разные растения, узнавать, как они называются и чем они интересны. С другой стороны охотно признаю, что далеко не всем это занятие кажется увлекательным.

Можно найти уйму занятий, чтобы отвлечься от тоскливых будней. Одно из них - краеведение. Неплохо знать не только природу тех мест, где мы живем, но и их историю. Мне, например, это тоже интересно. Так вот в тот же день я дошел до Gerritsen Avenue, которая ограничивает Marine Park с юго-западной стороны, и обнаружил там Larry Veling Field and Skate Park, который фактически является частью Marine Park.

Но кто такой этот Ларри Велинг, я не знал. Никаких сведений об этом человеке я там не нашёл. А уже дома, заглянув в Интернет узнал, что пожарный Лоуренс Велинг погиб 11 сентября 2001 года вместе с четырьмя своими товарищами при тушении пожара во втором здании Всемирного торгового центра после всем известной террористической атаки. У него остались жена и трое малолетних детей. Он жил в Gerritsen neighborhood. Вот в честь этого человека и был назван этот участок парка.

Я считаю, что сделал таким образом маленькое открытие для себя. По-моему, не интересно жить, если не делать каждый день каких-нибудь открытий. Хотя бы для себя.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Лаконос и его соседи

Пятница, Ноябрь 19, 2021

Я уже писал раньше, что люблю гулять в Marine Park. В этот раз я собирался рассказать о некоторых интересных, на мой взгляд, находках, которые я сделал там во время своих последних прогулок.

Однако так получилось, что я начинаю не с этого, а с концерта под открытым небом, на который попал совершенно случайно, отправившись в парк в нерабочий Veterans Day. Погода стояла чудесная, людей в парке было много. И стар, и млад спешили воспользоваться теплым деньком индейского лета.

На краю парка вдоль E 33rd Street, укрывшейся под сенью дубов и кленов, местные жители, рассевшись на принесенных стульчиках, слушали концерт, который давал скрипач, под записанный аккомпанемент, несущийся из стоящей рядом с ним колонки.

Вход в “зрительный зал” был совершенно свободным, а декорации из раскрасневшихся кленов вперемежку с вековыми дубами чрезвычайно соответствовали моменту. Не помню уже, кто сказал про осенние клены, что на них в это время года каждый листок выглядит, как цветок. Вокруг именно так и было.

Да и сам музыкант был весьма колоритен: молодой человек с шевелюрой, покрашенной в голубой цвет, и страдальческим выражением на лице исполнял небольшие музыкальные вещицы, срывая после каждой из них дружные аплодисменты. Народу было много. На моей фотографии видна лишь часть публики, так как основная её масса попросту не вместилась в объектив моего телефона. Так что “зал” был полон.

Скрипач играл с душой и очень неплохо. Я могу об этом судить, так как учился в музыкальной школе по классу скрипки, а потом сам, правда, уже здорово давно, сидел за первым пультом вторых скрипок в любительском симфоническом оркестре, который создал мой отец в те незапамятные времена, когда мы жили в городе Фрунзе, как тогда называлась столица Киргизской ССР.

Послушав концерт, я отправился на другую сторону Avenue U в район Salt Marsh Trail. И по пути туда увидел на дубе большой гриб-трутовик. Его нижняя губчатая сторона была усеяна крупными, прозрачными, желтоватыми каплями, которые постепенно разбухая падали на землю. Слезливый гриб. Высасывая соки из дуба, он лил крокодиловы слезы.

Ступив на Salt Marsh Trail и перейдя по металлическому мостику через заболоченный участок, я неожиданно для себя вдруг оказался на обширном открытом пространстве, которое всего несколько дней назад было почти непросматриваемым из-за высокого разнотравья. А теперь все травы там скосили, и взгляду открылось широкое поле, похожее на распластанную шкуру какого-то неведомого гигантского животного, покрытого короткой, жесткой шерстью, к которой местами прицепились пучки соломы. Надеюсь, к весне на всём этом поле, освобоженном от сухих, высоких зарослей, прорастут упавшие на землю семена, и оно опять, как прошлой весной и летом, будет радовать глаз буйством ярких красок цветущих трав.

Именно в этом году поле отличалось необыкновенным флористическим многообразием. Я часто приезжал туда, и всегда со мной был мой телефон со встроенной туда программой iNaturalist, с помощью которой можно определить название большинства растений, грибов, насекомых, рыб, амфибий, ящериц и другой живности.

Конечно, прогуливаясь по парку и увидев новый чудесный цветок, можно воскликнуть: “Ах, какая прелесть!” - и пройти дальше. Но гораздо интереснее, по-моему, все же попытаться узнать, как называется то или иное создание матушки природы. А узнав название, можно найти о нём много разных, иногда неожиданных и интересных сведений: местный это вид или занесенный из далеких краёв, ядовитое это растение или съедобное, обладающее лекарственными свойствами или нет, и если да, то при каких заболеваниях помогает, надо ли его охранять или, наоборот, уничтожать на корню, ибо это злостный завозной сорняк, сживающий со света местные виды.

Кстати, гриб, про который я упомянул несколькими строчками выше, по-английски называется Green Cheese Polypore, о чем сообщил мне мой iNaturalist.

Так вот со стороны тропинки, идущей вокруг поля и обращенной к Gerritsen Creek, трава осталась нетронутой и там я наткнулся на несколько высоких стеблей ваточника (Common Milkweed по-английски), на котором из раскрытых коробочек выглядывали созревшие семена, покрытые длинными белоснежными, шелковистыми волосками. А на них уютно устроились расписанные красными и черными красками Milkweed Bugs, хотя это вовсе не жуки, а клопы. А к обратной стороне еще не увядших листьев присосались многочисленные желтые тли.

Ваточник - коренной американец, цветущий ароматными, очень симпатичными, лиловыми цветами, собранными в кисти. Есть много видов ваточника, и один из них Ваточник туберозовый, отличающийся яркими оранжевыми цветами, тоже можно увидеть в парке. Общей особенностью всех ваточников является то, что при повреждении их листьев или стеблей из ранки выделяется густой и ядовитый млечный сок.

Однако, несмотря на это, молодые побеги обычного ваточника люди использовали в пищу, а волоски хохолков служили добавкой при изготовлении хлопковой и шелковой ткани.

Неподалеку от ваточника увидел я высокий, кустистый Лаконос американский (Pokeweed) c красноватыми стеблями и подсохшими чёрными плодами. Этот травянистый многолетник, думаю, видел каждый, потому что этот коренной американец широко распространен, растет на сорных местах у домов, вдоль улиц, в садах и парках. Смотрится он особенно привлекательно, когда на нем созревают плоды - филетово-черные, блестящие ягоды, собранные в свисающие кисти.

Корни его ядовиты, однако молодые побеги лаконоса употребляют в пищу вместо спаржи, а ягоды используют как пряность при засолке огурцов и капусты, и еще ими подкрашивают вино и не только. Их соком красят шелк и шерсть. А корни лаконоса в народной медицине использовали как слабительное и рвотное средство.

Ну, и напоследок. Совсем недавно на участке Salt Marsh Trail, который начинается почти на углу Avenue U и Burnett Street, я случайно увидел несколько невысоких деревьев маклюры, которая известна также под названиями индийский апельсин или адамово яюлоко.

Это дерево относится к семейству тутовых, то есть является родственником шелковицы. Хотя родиной маклюры является юго-восток США, здесь она попала мне на глаза впервые. Однако познакомился с маклюрой я давным-давно в Узбекистане, где её часто можно было увидеть в парках и кое-где просто на улицах. Там это дерево использовали в декоративном садоводстве, а еще чаще в качестве колючих живых изгородей.

Примечательна она своими плодами, которые внешне очень похожи по размерам и форме на недозрелые зеленовато-желтые апельсины. Однако, эти “апельсины”, в отличие от соплодий шелковицы, которые продавались на базарах в Ташкенте в качестве лакомства, совершенно несъедобны из-за своего ядовитого сока, но выглядят очень симпатично и привлекательно. Но и им нашлось применение. Во многих странах из них изготавливают медицинские препараты для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, а в народной медицине их ядовитый сок используют для избавления от бородавок и грибковых поражений кожи.

Однажды мы с сыном набрали этих упавших с деревьев “апельсинов” в прозрачный пластиковый мешок и принесли домой, сообщив, что по случаю нам удалось купить этих страшно дефицитных в те времена заморских плодов. В первый момент нам удалось обмануть своих домашних, но подлог сразу был раскрыт, и мы получили за этот розыгрыш хорошую взбучку.

А я, увидев маклюру с плодами на ветках и на земле, с ностальгией вспомнил эту историю. Я был тогда молод, а дети были совсем маленькими, младше, чем мои внуки сейчас.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Околачивание груш

Суббота, Сентябрь 11, 2021

В один из недавних солнечных сентябрьских дней я поехал с семьей сына в Centennial Watershed State Forest, расположенный недалеко от городка Реддинг в Коннектикуте.

На маленькой парковке свободных мест не оказалось, и мы оставили машину на обочине недалеко от входа на Saugatuck Trail, представлявший собой простую лесную тропинку. У её начала на щите под стеклом была прикреплена карта местности и шел текст, в котором сообщалось, что этот лес был назван в честь столетия со времени создания Государственной Системы лесов Коннектикута. Уникальность же данного конкретного лесного участка заключалась в том, что он был местом водосбора для обеспечения населения штата питьевой водой, и по этой причине правила его посещения регулируются требованиями Департамента общественного здравоохранения.

Рядом со щитом в прозрачном пластмассовом ящичке стоял один единственный буклет с обозначением пешеходных тропинок и короткими пояснительными текстами. Я взял его с собой, чтобы к следующему разу выбрать самый интресный маршрут, и мы отправились в путь к берегам озера с питьевой водой.

Пока шли по тропинке, извивающейся по скалистой местности среди девственного леса, замершего в предчувствии осени, я фотографировал попадающиеся на глаза многочисленные, в основном древесные, грибы, вольготно чувствовавшие себя на валежнике.

Среди них было много привлекательных на вид трутовиков с бархатистыми, лиловато-коричневыми, отороченными белыми полосками, шляпками.

А рядом с ними стояли лохматые, растрепанные, пепельно-серого цвета неряхи. Однако эти неаппетитные на вид грибы, называемые по-русски денежками, вполне годятся для поджарки в отличие от несъедобных красавцев трутовиков.

Как-то незаметно для себя мы почти вышли к Saugatuck Reservoir. В просветах меж деревьев уже играли солнечные блики на воде, но тут мы увидели прибитую к дереву табличку, на которой было написано, что дальше можно идти только имея на это разрешение.

Мы страшно огорчились. Проделав довольно длинный путь и оказавшись почти у цели, мы должны были идти обратно. Это было тем более обидно, что у входа на трейл не было никакой информации о том, что сначала нам следовало получить разрешение. Неизвестно было также, где и как это можно было сделать. Преодолев соблазн махнуть рукой на запрет и пройдя каких-то тридцать-сорок метров выйти на берег водоёма, мы развернулись и пошли назад.

Нам сразу вспомнилась история, приключившаяся с нами ровно девять лет назад. Тогда мы были в Катскильских горах и проезжали мимо Ashokan Reservoir, который является источником пресной воды для Нью-Йорка. Остановившись около этого большущего озера, мы обнаружили у спуска к воде табличку гласящую, что выход на берег запрещен. Однако тут же у воды преспокойно сидели рыбаки со спиннингами в руках. Немного поколебавшись, мы присоединились к нарушителям. Уж больно не хотелось уезжать не солоно хлебавши от открывшейся перед нами красоты. Надо было сделать хотя бы несколько снимков.

Выйдя на берег Ашокана, мы принялись увлеченно фотографировать чудесные виды озера. И тут на горизонте появился полицейский. Бежать было поздно. Настроение моментально испортилось. Мы решили, что сейчас нас крупно оштрафуют. К счастью, полицейский был настроен дружелюбно, сказал, что на первый раз выпишет нам только предупреждение, а оштрафует лишь при повторном нарушении. В общем мы отделались легким испугом, а снова посещать эти места не собирались. Но память осталась.

Вернувшись домой из заповедного леса, мой сын зашел на Интернет, чтобы найти место, где можно получить допуск на берег водоёма, и обнаружил, что буклет, который я таскал в своем кармане и является тем самым разрешением. Кстати, и в самом буклете было об этом написано. Вот такой облом.

Теперь меня можно спросить: “А причем здесь околачивание груш?” Отвечаю - груши мы околачивали на следующий день, когда поехали в Lyman Orchards. Эти сады расположены недалеко от города Middlefield. Там выращивают яблоки, а также похожие на них по форме азиатские груши и ещё персики.

Кроме того, там устроен лабиринт - аттракцион для посетителей. Перспектива попасть в это загадочное место привлекала моих внуков даже больше, чем возможность пособирать фрукты и полакомиться ими по ходу дела. Да и нам было интересно посмотреть, что же там внутри.

Пока ехали на ферму, я высказал предположение, что в каком-нибудь глухом углу этого лабиринта прячется Минотавр, про которого я рассказывал с полгода назад своему десятилетнему внуку. Он тут же подхватил мою идею, сразу вспомнив про Ариадну с Тесеем и пожалев, что мы не захватили с собой меч и клубок ниток.

По приезде на место мы первым делом отправилась в лабиринт. Вход туда платный, но из желающих “повидать Минотавра” выстроилась целая очередь. Я пошёл вместе со всеми. С первых же шагов мы оказались среди густых, высотою более двух метров, зарослей кукурузы, за которыми ничего не было видно. Хитроумно переплетенные, извилистые, огороженные проволокой, тропинки двоились и троились, разбегаясь в разные стороны. Правильный путь можно было найти ответив на вопросы, написанные на табличках, расставленных у многочисленных разветвлений дорожек.

Петляя по узким проходам меж зеленых кукурузных стен, мы наткнулись на высокие деревянные мостки, на которых стоял молодой парень с “ходилкой-говорилкой” Walkie-Talkie в руке. Мы поднялись к нему. Оттуда был виден практически весь лабиринт, но самостоятельно разобраться сверху, как пройти к выходу, было все равно невозможно.

Спустившись с мостков, мы продолжили путь, пользуясь подсказками на табличках. А когда оказались около выхода, я им воспользовался, сказав, что подожду их снаружи, так как дети хотели ещё побродить по закоулкам лабиринта. День был жаркий и солнечный и мне основательно напекло макушку.

Улёгшись на травку в тени под высоким деревом, я стал ждать. А их нет и нет. Позвонил и оказалось, что они-таки заблудились. Но им удалось выйти к мосткам, и парень вывел их из лабиринта, исполнив роль нити Ариадны. Похоже, они не были первыми и единственными, кто там заплутал, коль при аттракционе держат такого работника.

После этого мы переехали в другую часть фермы, где купили пластиковые пакеты для сбора урожая. С ними наперевес мы ринулись околачивать груши, то бишь их собирать. Начали с азиатских, великое множество которых валялось под деревьями. Так что околачивать деревья не пришлось. Просто надо было осторожно срывать созревшие, готовые упасть плоды и скадывать их в пакеты.

А я подумал о том, какое огромное количество прекрасных плодов, из которых можно было бы приготовить компоты, варенье, желе, джемы, пастилу и множество других вкусностей, просто сгниет на земле.

Наполнив наполовину наши пакеты, мы перешли через дорогу на другую сторону сада, где росли персики. И там тоже много плодов попадало с деревьев. Но и на ветках персиков хватало.

Разгуливая по саду, мы ни разу не вспомнили про вчерашний, не очень удачный день, так как сегодняшний получился интересным, с приключениями и очень вкусным.

Комментариев (2)

Оставить комментарий

Мурали на Кони-Айленде

Понедельник, Июнь 28, 2021

Уже давно различные виды стрит-арта стали неотъемлемой частью многих городов мира. Сюда можно отнести граффити, мурали и художественные стикеры. Причем это относится не только к мегаполисам и столицам, но и к небольшим городкам.

Подтверждение этому можно найти, например, на Фейсбуке, где 11 апреля этого года известный московский архитектор и художник Андрей Мушта, с которым я заочно знаком уже много лет, опубликовал восемь замечательных граффити из старинного русского города Боровска, выполненных художником Владимиром Овчинниковым.

Я писал, и не раз, что мне нравятся профессионально сделанные произведения уличного искусства. По моему мнению, они украшают улицы, придают невзрачным строениям и голым стенам своеобразный шарм, индивидуальность и даже красоту. Однако хочу лишний раз подчеркнуть, что всё вышесказанное относится к произведениям людей, имеющих хоть какое-то художественное образование или по меньшей мере прирожденный талант.

Далеко не каждого можно назвать настоящим граффитистом. За примерами далеко ходить не надо. Шёл я на днях вдоль недавно появившегося забора, огораживающего новостройку на Emmons Avenue в бруклинском районе Шипсхэд Бей. Буквально через неделю он оказался изрисованным безобразными граффити. Создаётся впечатление, что некоторые люди постоянно носят с собой баллончик с краской и при первом удобном случае оставляют свои намаляканые как попало автографы где надо и не надо. Такие художества придают улице неряшливый вид.

Могу признаться, что мне очень давно хотелось увидеть настоящего художника муралиста или создателя привлекательных граффити за работой. В моем воображении это был молодой крепкий парень с рюкзаком, набитом акриловыми аэрозольными красками, и обязательно с кисточкой в руке для прорисовки мелких деталей. Однако такого случая мне так и не представилось.

Но вот в один из последних июньских дней нагулявшись по бородвоку, я, миновав Coney Island Aquarium, свернул на W12th Street, чтобы сесть в запаркованную поблизости машину и поехать домой. Но не пройдя и нескольких шагов, увидел довольно молодую, сидящую на раскладном стульчике, женщину, рядом с которой на маленькой круглой табуретке стояли две баночки с краской. Женщина кисточкой расписывала металлические жалюзи, полдюжины которых тянулись вдоль правой стороны улицы, если идти от бордвока в сторону Surf Avenue.

Увидеть женщину за таким занятием я как-то не был готов, потому что всё, что я читал о граффитистах, относилось к мужчинам.

Хотя мне запомнилась одна программа, показанная с марте этого года на Euronews. Сюжет был снят на Международном фестивале и форуме по правам человека, проходившем в Женеве. Его участники вели дебаты и выбирали лучшие фильмы в основном в форме онлайн, но в то же время кое-что там можно было видеть и в реальности. Так вот три женщины, в числе которых была одна известная художница из Сенегала с очень сложным именем, которое я запамятовал, создали гигантские граффити, посвящённые правам женщин. Упор был сделан на то, что хотя в этом виде уличного искусства доминируют мужчины, женщины тоже хотят принять в этом участие, доказывая своё присутствие в публичном пространстве.

И тут такой случай. Я не удержался и подошел к художнице с вопросом, не занимается ли она помимо расписывания стен рисованием граффити. Она отвлекалась от работы и сказала мне, что рисует только мурали.

Здесь стоит заметить, что мураль является произведением настенного изобразительного искусства, для создания которого требуется значительно большее мастерство, чем то, которым обладает обычный граффитист. Мураль часто называют фреской, хотя по сути это неверно. Фреска - это живопись по сырой штукатурке, а для мурали подходит любая гладкая поверхность, начиная от кирпичной стены или бетонного забора и кончая металлическими жалюзи.

Я назвал себя, сказал, что сотрудничаю с русскоязычной газетой, похвалил её картину и заметил, что видел на бордвоке много настенных росписей.

- Нет ли там и ваших работ? - продолжил я. Она охотно откликнулась, сказала, что её зовут Эрин Мэтьюсон и расписывать стены она начала только став участницей Coney Island History Project.
- Фактически это восстановление старого проекта после вынужденной 18-месячной остановки из-за ковида, - пояснила она. -Теперь посетители смогут вновь смотреть фильмы по истории Кони-Айленда и развлекаться на аттрационах, которые были закрыты.

- Вон те шесть муралей, - она кивнула в сторону Surf Avenue, - являются моими работами.

- Отлично! Я пойду их посмотреть!

И я отправился вдоль многоцветно и ярко разрисованных жалюзи, ставших похожими на страницы с картинками из какой-то детской книжки.

Сфотографировав их все, я вернулся к художнице, сказал ей, что её картины наверняка понравятся детям и попросил сказать пару слов о себе. В итоге мы разговорились, и я узнал, что Эрин окончила Pratt Institute в 2006 году, получив степень бакалавра изящных искусств (BFA). От себя хочу заметить, что институт Пратта, основанный в 1887 году является одним из самых известных частных художественных школ Америки, где обучают будущих архитекторов, художников, дизайнеров, актеров, музыкантов и арт-менеджеров.

После окончания института Эрин работает в качестве иллюстратора, дизайнера ювелирных изделий, создает линогравюры и, как ни странно, Russian Nesting Dolls, то бишь матрешек. Но это далеко не всё чем она занималась и занимается. Свои изделия она продаёт в онлайновом Etsy Shop, заглянуть в который Эрин меня пригласила.

На прощание я наговорил ей комплиментов по поводу её разносторонних талантов, и мы расстались довольные друг другом.

Комментариев (0)

Квартирники у Людмилы Криворуцкой

Зимние мотивы

Старьё

Оставить комментарий

Следы

Оставить комментарий

В глухих закоулках Marine Park

Оставить комментарий

Застывшая жизнь

Оставить комментарий

Мой друг bellboy

Оставить комментарий

Keeler Tavern

Оставить комментарий

Каменный дом

Оставить комментарий

Стул Савонаролы

Оставить комментарий

Прогулки вдвоём

Оставить комментарий

Мои открытия

Оставить комментарий

Лаконос и его соседи

Оставить комментарий

Околачивание груш

Оставить комментарий

Мурали на Кони-Айленде

Оставить комментарий

Найти

Автор

Последние комментарии

Последние записи

Архивы

Syndication