Капустный доктор

Среда, Ноябрь 23, 2022

Когда я заведовал отделом в Республиканском НИИ акушерства и гинекологии Минздрава Узбекской ССР, мне часто приходилось ездить в командировки по республике. Я побывал во всех без исключения её областных центрах и очень многих районах.

С кадрами акушеров-гинекологов в Центральных районных больницах была проблема. Большинство из них были женщинами, которые как и все сельские жительницы много рожали, и поэтому находились то в дородовом, то в послеродовм отпуске или сидели дома по уходу за детьми. Так что должности были укомплектованы, а работать было некому. По этой причине те немногие мужчины, которые выбрали специальность женского врача, были на вес золота. К сожалению, это золото бывало довольно низкой пробы.

Знавал я одного такого районного акушера-гинеколога, бывшего там единственным специалистом в этой области, хотя слово специалист следовало бы взять в кавычки из-за его малограмотности и просто бестолковости.

Я бывал в том районе не раз, и однажды он пригласил меня к себе домой. Жил он в собственном доме в колхозе с женой-домохозяйкой и четырьмя детьми. В это время в республике стали проводить аттестацию врачей для назначения им категории. От категории зависел размер зарплаты, и он очень нервничал, так как боялся вообще не пройти собеседование. Беда была в том, что будучи в общем-то неплохим человеком, добрым малым, он волею судеб оказался не на своём месте.

У него был хороший дом, окружённый тенистым садом из урючин и персиковых деревьев, через который бежал арык, а навес над входом был увит виноградной лозой. За дастарханом он разоткровенничался, сказал, что у них в семье есть разные специалисты. Один из братьев главный агроном, а другой главный бухгалтер в колхозе, а вот он - врач. Все свои. А потом поведал, что основной свой доход он получает с надела земли, который ему выделил колхоз. На нем он выращивает капусту.

Была весна и как раз подошло время сбора урожая весенней капусты, организацией которого он был озабочен, так как помимо её уборки предстяло организовать транспорт для её вывоза и последующей продажи. И тут он предложил мне посмотреть на его капустное поле. Мне было интересно, я согласился, и мы поехали на его машине.

Поле находилось совсем недалеко от его дома. Столько капусты за один раз я не видел больше никогда. Ровными, почти нескончаемыми рядами из земли торчали зеленые головы, выглядывавшие из зеленых же воротников, чем-то похожих на те, что носили испанские гранды в XVI веке. Эти воротники получили название “мельничные колеса”, в них очень неудобно было есть и трудно поворачивать голову, но они придавали их обладателям величественно-надменный вид. Именно с таким видом, как мне показалось, уставились на меня капустные кочаны. Урожай явно был очень хорош. А мой акушер-гинеколог, явно гордясь своей плантацией, со знанием дела принялся мне объяснять, как надо правильно возделывать капусту, как и чем удобрять, когда поливать, как бороться с вредителями и когда, наконец, её убирать. Мне стало понятно, что вот здесь он профи, тут он на своем месте.

И я вспомнил про римского императора Диоклетиана, который на старости лет добровольно удалился от власти и занялся огородничеством. А когда к нему приехали гонцы из Рима, чтобы уговорить его вернуться во власть, он отказался, пригласив их посмотреть какую чудесную капусту он вырастил на своем огороде.

Нашему доктору мысль бросить медицину и целиком посвятить свою жизнь сельскому хозяйству никогда в голову не приходила, да и заменить его всё равно было некем.

Оставить комментарий

O.o teeth mrgreen neutral -) roll twisted evil crycry cry oops razz mad lol cool -? shock eek sad smile grin

Экзамен по микробиологии

Среда, Ноябрь 16, 2022

Хорошо помню, как я сдавал экзамен по микробиологии в Новосибирском мединституте. Хочу отметить перед дальнейшим повествованием, что поступая в этот институт, я хотел стать микробиологом, как моя тетя Тамара, которая меня и уговорила в него поступать.
Заведовала кафедрой микробиологии проф. Воробьёва, о которой было известно, что она очень не любит евреев. Итак, я зашел в комнату, где Воробьёва и её ассистенты принимали экзамены. Вытянул билет и сел за стол, готовиться к ответу. В комнате было еще двое-трое студентов, зашедших раньше меня. Я посмотрел вопросы в билете, ответы я знал, но еще не успел сделать заметки на листке бумаги, как профессор позвала меня к себе за стол.
Я сел напротив неё и начал отвечать на вопросы. Она же всем своим видом показывала, что ей скучно, не прикрывая рот пару раз так зевнула, что я успел разглядеть её гланды. Она меня не прерывала, но когда я закончил, спросила меня, что это такое и произнесла очень невнятно какой-то термин по-французски. Может на одной из лекций она его и упоминала, но на практических занятиях его никто ни разу не называл. Я тут же ей ответил: “Впервые слышу”. Этот вопрос у неё был заготовлен явно на засыпку, но такого ответа она точно не ожидала. Думала, наверное, что я стану морщить лоб, делать вид, что мучительно что-то вспоминаю, а потом начну что-то мямлить. Такого удовольствия я ей не доставил. Она криво усмехнулась и спросила меня, кто изобрел сульфидин. Это я знал, но фамилия вылетела из головы, и я сказал, что фамилия начинается на “П” и кончатеся на “ский”, сейчас вспомню. Но она не дала мне ни секунды, тут же взяла мою зачетку и поставила четверку. Я видел, как переглянулись между собой ассистенты. Взяв зачетку и уходя, я бросил ей через плечо - Постовский.
Это была моя единственная четверка за ту экзаменационную сессию, но из-за неё я лишился повышенной стипендии на один семестр.
Дома в учебнике микробиологии я нашел этот термин. Это были бесцветные пятна или бляшки Дульбекко. А это я знал. Спроси она меня про бесцветные бляшки, я бы, конечно, ответил.
В заключение хочу отметить, что Исаак Яковлевич Постовский был дважды Лауреатом Сталинской премии за открытие сульфидина, с помощью которого были спасены от инфицирования ран тысячи советских бойцов в госпиталях во время войны, а Ренато Дульбекко был в Турине учеником профессора Джузеппе Леви, еврея по национальности. После войны Дульбекко эмигрировал из Италии в США вместе с двумя другими учениками профессора Леви евреями Сальвадором Лурия и Ритой Леви-Монтальчини. Все трое впоследствии, но в разное время, стали лауреатами Нобелевской премии за свои открытия в различных областях медицины. А кто знает что открыла и кого выучила профессор Воробьева? Я не нашел о ней ни строчки в Интернете, сколько ни искал.

Спичка в нос!

Очень часто, когда у нас дома кто-нибудь чихал, мама вместо обычного «Будь здоров!» произносила шутливую фразу «Спичка в нос!» Но я воспринимал это народное присловье серьезно и думал, что вовремя сунутая в нос спичка, может избавить от чиханья. Это заблужение меня однажды сильно подвело.
Началось с того, что вскоре после окончания войны, недавно демобилизовавшийся младший бабушкин брат Хона, приехал из Красноярска, где он жил и работал, к нам в Новосибирск на несколько дней в командировку по каким-то делам и остановился у нас.
Мы с моей сестрой Лилей в те времена были ещё дошкольниками.
И вот в один из дней дядя Хона пришел домой раньше обычного и сказал, что слегка приболел, кашяет и чихает. После этого он прилёг отдохнуть, устроившись на одеяле, расстеленном на полу, и вскоре заснул.
Нам с сестрой было нечем заняться, и мы, ползая вокруг прикорнувшего дяди, стали его потихоньку щекотать. Он никак не реагировал. Мы осторожно притрагивались к его ушам, к носу, и даже слегка потянули за ус, но он даже не шевелился, хотя не открывая глаз, отогнал рукой муху, усевшуюся на его лысую, гладко выбритую голову. Нам было очень смешно. Мы постоянно сдавленно хихикали и наглели. Наконец, видя, что дядя крепко спит, хотя как я теперь понимаю, он давно проснулся, мы, пошушукавшись, решили действовать смелее.
Я надумал подлечить дядю с помощью спички, чтобы избавить его от чихания. Из коробка на кухне достал спичку и стал потихоньку совать её дяде в нос. Тут он «проснулся» и всыпал нам обоим по первое число. И это было не смешно.

Наполовину киргиз

Это случилось в 1976 году. Я тогда был кандидатом медицинских наук и заведовал одним из отделов в Республиканском НИИ акушерства и педиатрии Минздрава Киргизской ССР во Фрунзе, как тогда называлась столица этой республики.
Не помню уже каким образом попала мне тогда на глаза информация о том, что во Львове будет проходить конференция по голографии. В её программе указывалось, что там будут, в частности, обсуждаться вопросы применения голографии в медицине. Меня это очень заинтересовало.
Я рассказал об этом заместителю директора института по науке проф. Евгении Алексеевне Стегайло и убедил её в том, что подобного рода достижения в медицинском приборостроении можно будет использовать в наших научных исследованиях.
В результате я был отправлен во Львов на эту конференцию.
Особо хочу сказать, что проф. Е.А. Стегайло была замечательным ученым, умным и отзывчивым человеком, к ней всегда можно было обратиться за помощью и советом. Я вспоминаю её с благодарностью и уважением ещё и потому, что она была одним из двух научных руководителей моей кандидатской диссертации.
Во Львове заседания на конференции проходили в разных секциях, на большинство из которых нужно было иметь допуск, которого у меня не было. Так что я ходил только на секцию, где обсуждались проблемы использования голографии в медицине. Одним из первых прошёл доклад о голографическом гастроскопе, позволявшем видеть объемную картину внутренних стенок желудка. После заседания я подошёл к докладчице, чтобы узнать побольше об этом удивительном приборе. Однако оказалось, что такого гастроскопа просто нет, и она рассказывала о том, что можно было бы увидеть с помощью подобного устройства. Но с трибуны она говорила так, будто сама смотрела в этот несуществующий прибор. Все остальные доклады были подобны этому, выступали мечтатели, фантазеры и глашатаи того, что было бы если бы… .
Испытав полное разочарование, я собрался лететь домой, но тут мне сообщили, что через пару дней в Киеве открывается VI съезд акушеров-гинекологов Украинской ССР и, коль скоро я уже там, то мне поручено представлять на съезде наш НИИ педиатрии и акушерства, а заодно и республику, так как больше никто из Киргизии в Киев не приедет. Кроме того, меня попросили посетить соответствующий НИИ в Киеве и ознакомиться там с постановкой научно- исследовательской работы в порядке обмена опытом.
Это сообщение меня обрадовало, так как предстояла приятная поездка и интересные встречи. Время у меня было, и я купил билет на автобус изо Львова до Киева. Поездка предстояла долгая, с остановками в Ровно и Житомире, но это было как раз то, что мне было нужно. Я хотел посмотреть на Украину не из иллюминатора самолёта, а из окна автобуса.
Хорошо помню, что поездкой я остался доволен, Украина вблизи мне очень понравилась, особенно её маленькие, уютные, зелёные сёла, которые внешне сильно отличались от киргизских аулов.
В Киеве я зарегистрировался в числе гостей съезда, послушал доклады, среди которых было немало интересных и, конечно же, посетил Республиканский НИИ педиатрии, акушерства и гинекологии. Разговаривал там с директором института А.Папом и его замом по фамилии Мудрая. Во время разговора Пап как бы невзначай поинтересовался, не киргиз ли я. Должен признаться, что я обычный ашкеназский еврей и выгляжу соответственно, так что вопросец сильно отдавал антисемитским душком.
Трудно было предположить, что Пап не представлял себе, как выглядят киргизы и евреи. Но с другой стороны, откуда могли взяться киргизы, а тем более евреи на Украине?
Я сказал, что я киргиз, но только наполовину. И в подтверждение своих слов спросил у него по-киргизски: «Когда была у вас последняя менструация?» Я не знаю киргизского языка, но вызубрил пару десятков подобного рода фраз, когда после окончания института отработал два года в киргизской глубинке, где основными моими пациентками были местные жительницы.
Пап моего вопроса не понял, перевода не спросил, а только криво усмехнулся в ответ.
Но институт мне показали, и лаборатории, и клинику. Я ходил там в сопровождении Мудрой. Имени её я не запомнил, а вот фамилия врезалась в память. Везде меня встречали дружелюбно и гостеприимно. Ничего особенного я там не увидел, заметил лишь, что наш НИИ немного победнее. Научная проблематика была у нас совершенно разная. Причина была проста: более трёх четвертей территории Киргизии занимают горы, и поэтому большинство научных исследований там было связано с изучением влияния высокогорья на организм человека. Украинцев интересовали другие проблемы.
В общем всё было хорошо в Киеве, но как говорится в известном анекдоте о пропавших ложечках, осадочек остался.

1
2

Оставить комментарий

O.o teeth mrgreen neutral -) roll twisted evil crycry cry oops razz mad lol cool -? shock eek sad smile grin

Застывшая жизнь

Понедельник, Ноябрь 7, 2022

В последнее время я часто хожу в новый Lew Fidler Park, открывшийся в нашем районе в прошлом году. За прошедшее время он стал популярным местом отдыха для жителей близлежащей части бруклинского района Шипсхэд Бей. На хорошо оборудованной детской площадке там всегда полно ребятни, за столиками на скамейках часто отдыхают пожилые, и не только, люди, а старый причал сделался излюбленным местом для рыбаков.

И вот однажды на краю бетонной причальной стенки, изрисованной давнишними граффити, я увидел живописный набор пустых бутылок, разных по форме, цвету и размерам. На серой бетонной подставке, раскрашенной яркими граффити, они выглядели в лучах заходящего солнца, как настоящий натюрморт.

Набор бутылок на причале
Не знаю, кто их туда принёс и расставил. Скорее всего это была тёплая компашка, один из членов которой обладал неплохим художественным вкусом.

Увидев это своеобразное произведение, я вспомнил латинскую поговорку «Vita brevis, ars longa».

Эту мысль, позднее переведённую на латинской язык, впервые высказал великий древнегреческий ученый и врач Гиппократ. По-русски это звучит как “Жизнь коротка, искусство вечно”. Впервые этот афоризм я услышал на уроке латинского языка, когда учился на первом курсе медицинского института. Шел 1956 год. Помню практически единодушную реакцию нашей группы на это высказывание. Его первая часть всем очень не понравилась. Жизнь представлялась нам тогда необозримо долгой.

Не знаю, как сейчас, но латинский язык был одним из обязательных предметов, изучаемых будущими врачами, так как все анатомические части тела человека имели латинские названия, и их надо было запомнить. Да и вообще латинская терминология тогда широко использовалась практически во всех медицинских дисциплинах. Впрочем и сейчас тоже.

Преподавал у нас латинский язык педагог, которого звали Соломон Соломонович. Его фамилию я забыл, а может никогда и не знал. Он был невысокого роста, худощав, совершенно лыс и казался нам глубоким стариком. Теперь думаю, что ему тогда было где-то слегка за пятьдесят.

Хорошо помню, как однажды мы занимались в аудитории, где стояло пианино. К концу занятия Соломон Соломоныч вдруг подшел к инструменту, откинул крышку и, умело подыгрывая себе, спел нам какой-то старинный романс неожиданно высоким, дребезжащим голосом.

Знание латинского языка, а ещё румынского, французского и немецкого, владение музыкальным инструментом, странноватые манеры, все это свидетельствовало о том, что он явно был осколком какой-то иной, не нашинской, не советской жизни. Может бежал из Румынии во время войны, хотя об этом никогда не говорил.

Однако вернёмся к нашему бутылочному натюрморту. Найти нечто похожее в наших парках не так уж трудно. Те, кто любит заглянуть на слабо протоптанные тропинки где-нибудь в том же Marine Park наверняка натыкались взглядом на бутылки, вдетые в сухие ветки деревьев или кустов, выглядящие как их причудливые плоды. А однажды я увидел на Plumb Beach даже трилистник из таким образом использованных бутылок, сооружённый около брошенного лежбища неким эстетом-бомжом, где каждый «лепесток» отличался от другого цветом, фактурой и размером.

Трилистник
Иногда же бутылка с яркой наклейкой, оставленная на пеньке любителями выпить, может придать вид некоторой обжитости глухому углу в парке.

 Бутылка на пеньке
Здесь, я думаю, будет уместным сказать несколько слов о натюрморте вообще. Вместо собственных рассуждений приведу довольно длинную (да простит меня читатель) цитату из замечательной 872-страничной книги «Свет прямой и отраженный» прекрасного живописца, художественного критика и писателя Сергея Голлербаха, о самом названии этого художественного жанра. Как говорится из песни слова не выкинешь, уж очень хорошо разъяснено и сказано.

В главе “Современный русский натюрморт” он пишет: “Французское слово “натюрморт”, прочно вошедшее в русский художественный лексикон, применимо, собственно говоря, лишь к тем картинам, где действительно изображена мертвечина: рыба, дичь, мясо. Но цветы, даже если они срезаны и стоят в вазе, - разве они мертвы? А спелые фрукты, хлеб, вино? Даже так называемые неодушевленные предметы - кувшины, тарелки, стаканы и всё другое, что является обычным сюжетом для живописца, не мерво, так как никогда не было “убито”. Наоборот, предметы оживают, когда их создает рука человека и придает им определенную форму, цвет и функцию.

Поэтому английское выражение “стилл лайф” (застывшая жизнь) гораздо точнее и, главное, шире по смыслу. Используя застывшую натуру, художник способен передать не только свое мироощущение, но и философию жизни. Изображенные предметы становятся в таком случае знаками и символами, а не только “вещами в себе”. Здорово, по-моему, сказано.

Натюрморт превратился в самостоятельный жанр в творчестве голландских и фламандских художников XVII века, сделавших своими излюбленными сюжетами цветы, кухонную и бытовую утварь, атрибуты искусства, книги, овощи и фрукты, дары моря и охотничьи трофеи.

Все эти предметы и объекты могли использоваться в самых разных комбинациях, но каждый из них в отдельности заключал в себе тайный подтекст, являясь неким символом человеческих добродетелей или грехов.

Они могли напоминать с одной стороны о бренности жизни и грядущей смерти, (череп), о неизбежности старения (гнилые фрукты), а с другой - служили символами возрождения и торжества жизни (ростки зерна или ветви плюща). Горящая свеча была символом человеческой души, а табак и курительные принадлежности означали суетность и пустоту быстротечных наслаждений.

Отдельно хочу сказать об амбивалентном значении одного из самых частых предметов, изображаемых на натюрмортах - бутылке, ибо она может служить символом греха пьянства, но также говорить о радости жизни, богатом урожае и празднике.

Изображение на полотне стеклянных предметов, и, в частности, бутылок требует от живописца высокого мастерства, ибо передать на холсте или бумаге прозрачность, толщину, цвет стекла, преломление в нем света, особенно если, к примеру, это старая, покрытая пылью, или запотевшая бутылка - достаточно сложная задача.

И этот вызов принимали многие художники. Примером могут послужить замечательные “бутылочные” натюрморты российско-французского живописца Роберта Фалька. Но самого яркого достижения на этом поприще добился итальянский художник и график Джорджо Моранди, почти четыре пятых всего творческого наследия которого составляют натюрморты, способные по его словам «передать зрителю чувство покоя и интимности - качества, которые я сам ценю более всего прочего». Повторяющиеся предметы на картинах Джорджо Моранди, чаще всего бутылки разных размеров и формы в разных сочетаниях, принесли ему мировую известность и славу.

Нашим создателям “натюрмортов” из реальных бутылок среди живой природы слава не грозит, но в их “произведениях”, на мой взгляд, что-то есть. Хотя бы то, что вызывало у меня воспоминания о своей молодости, а также подвигло освежить в памяти сведения о художественном жанре натюрморта.

Оставить комментарий

O.o teeth mrgreen neutral -) roll twisted evil crycry cry oops razz mad lol cool -? shock eek sad smile grin