Предзимье

Выглядываю в окно. Улица завалена снегом. Некоторые бедолаги откапывают свои машины, пытаясь выехать на расчищенную проезжую часть дороги.

И в этот момент я вспомнил предзимье, когда мы с женой приехали за пару дней до наступления Нового года к живущему со своей семьёй в небольшом городке в Нью-йоркской tri-state area сыну, чтобы всем вместе встретить этот праздник.

Ранним утром следующего дня все вокруг было окутано густым туманом. Несмотря на это я решил прогуляться. Пока завтракал и собирался, туман почти рассеялся.

Вышел на давно знакомую улицу, дома на которой стоят далеко друг от друга из-за обширных приусадебных участков, отторгнутых от окружающего леса.

Было довольно тепло, воздух насквозь был пропитан влагой, временами сверху сыпала водяная пыль. На тонких, безлистных веточках кустов висели прозрачные, как кристаллы горного хрусталя, капельки воды. Особенно красиво они выглядели на красных плодиках краснопузырника (биттерсвита) и на овальных ягодках барбариса, делая их похожими на красные ёлочные лампочки. А на земле зеленели резные листочки чистотела, украшенные крупными каплями росы.

Вокруг разлита была удивительная тишина. Стоял полный штиль, ни малейшего дуновения, ни самого лёгкого ветерка не было. И даже сухие листья, ранее сопровождавшие меня во время осенних прогулок, медленно и плавно порхая в прозрачном воздухе желтыми бабочками, не мельтешили теперь перед глазами, из последних сил вцепившись в родные ветки. Всё замерло, природа вокруг будто улеглась на бочок и уже почти заснула, как вдруг среди этой невероятной, сказочной тишины кто-то неожиданно дробно постучал по пустой бочке. Гулкий звук проплыл сквозь кроны деревьев и растаял где-то в вышине. И снова стало тихо-тихо. Это дятел лениво тюкнул несколько раз по сухому дереву, но ничего там не отыскав, остался на разгрузочной диете.

А природа повернулась на другой бок и снова погрузилась в дремоту. И тут я вдруг увидел небольшой лесной участок немного в стороне от дороги, стволы почти всех деревьев на котором с одинаковой высоты примерно в полтора-два метра были густо покрыты зелёными лишайниками и издали казалось, что по прозрачному лесу прошёлся местный лесовик с ведром светло-коричневой краски и замазал ею комли деревьев на одинаковую высоту, так как дальше не мог дотянуться. В Союзе когда-то так белили извёсткой стволы деревьев для защиты их от вредителей.

А здесь деревья после такой странной обработки лесовиком выглядели растущими на высоких подставках. Хотя может мне это так показалось, потому что перед деревьями густо рос невысокий кустарник, прикрывая снизу их стволы тонкой коричневатой полоской.

Пройдя с полсотни метров от этого места, я увидел узкую тропинку ведущую в лес, и свернул на неё. Вскоре дорогу мне перегородило упавшее дерево, из-под размокшей коры которого выглядывала широкая полоска желтоватого лыка. Она легко рвалась на узкие ленточки, и я тут же вспомнил, как в первые годы после возвращения отца с фронта ходил с ним в баню, где мы мылись лыковой мочалкой. Мы жили тогда в Новосибирске. В нашем многоквартирном доме было печное отопление, и поход в баню был важным событием, связанным с долгим ожиданием в очереди, а затем с ни с чем не сравнимым удовольствием купания в тазике с горячей водой и растиранием тела ароматной лыковой мочалкой.

Современные мочалки, сделанные из синтетики ничем не пахнут, а лыковая, распаренная в горячей воде, обладает собственным древесным ароматом, который мне очень нравится по сей день. В моей памяти этот запах связан с праздником - походом в баню.

И ещё я вспомнил, как у нас по весне белили известью комнаты кистью, сделанной из лыковых полосок. И запах свежей побелки мне тоже очень нравился. Набрал с собой лыковых полосок.

Так вспоминая то да сё, прошагал я по лесной тропинке и совершенно пустынным улицам, наслаждаясь не по-зимнему тёплым утром, умиротворенной природой и каплями росы на веточках кустов, красных ягодках и зелёных листиках.

Гулял с непокрытой головой и вернулся домой с сырыми волосами, но без единой капли росы на усах и бороде.

Вечером, когда уже стемнело, я решил снова выйти на улицу, но сын меня отговорил, сказав что на улицах нет ни одного фонаря, поэтому водитель проезжающей машины может меня не заметить или увидит лишь в самый последний момент. А невестка еще добавила, что местные жители выходят в темное время суток на улицу со специальным фонариком на голове или со светоотражающими полосами на одежде.

Тогда я решил погулять по заднему двору около дома.

На улице была кромешная тьма, разлившаяся среди невероятной тишины. Небо, закутавшееся в облака, было неразличимо. Ни малейшего звука или шороха не было слышно. Только отступившие от краев дороги дома казались светящимися, переливчатыми пятнами, и они единственные не давали мне почувствовать себя в открытом космосе, где одновременно погасли все звёзды.

Невольно я вдруг вспомнил рассказанную Артуром Миллером в его книге “Наплывы времени” историю о том, как при подготовке к постановке его пьесы «Смерть коммивояжера» театральный осветитель открыл ему свой профессиональный секрет, сказав что для того, чтобы создать темноту, надо много света.

И правда, подумал я, стоя посреди двора в почти чернильной темноте, надо сначала ослепить зрителей ярким светом, а потом внезапно его выключить. В результате люди в первый момент после этого погрузятся в полный мрак, окажутся неспособными разглядеть хоть что-нибудь вокруг себя. То же самое произошло и со мной, когда я вышел из дома во двор.

Я осторожно, почти наощупь, медленно ходил по многократно мной истоптанному бэк-ярду и вспоминал о рассказах сына, что здесь недавно видели медведей. Мне подумалось, что в такую тёмную и относительно тёплую ночь самое время какому-нибудь медведю-шатуну заглянуть на задний двор дома и осведомиться о моём здоровье.

Поэтому я предпочёл шастанью в полной темноте по двору с возможностью встретиться носом к носу с бродячим медведем, сидению на диване с кружкой пива в светлом и уютном доме около горящего камина спокойно дожидаясь наступления Нового года.