Вежливые зеленые человечки в Берне

Эти путевые заметки я сделал во время недавнего путешествия по Швейцарии, Лихтенштейну, югу Франции и маленькому кусочку северной Италии. Этот небольшой травелог не претендует на некие обобщения, на особое описание всем известных архитектурных памятников и других достопримечательностей, ибо современного жителя Америки вряд ли чем-то можно удивить в Европе. Он представляет собой сборную солянку из разрозненных впечатлений, которые или сильнее других врезались в память, или вызвали какие-то воспоминания и ассоциации.

Путешествие началось в Цюрихе. Мы прилетели туда с женой на сутки раньше своей группы. Просто хотели выспаться перед первым днем тура, чтобы не ходить за гидом сонными курицами.
Устроились в гостинице около аэропорта, немного отдохнули, и так как за окном был еще день, хотя и клонившийся к вечеру, мы решили немного пройтись, чтобы продержаться еще пару-тройку часов и скорее подстроиться под местное время.

Выйдя из отеля, мы через пару шагов оказались на площадке для паркинга, которая пристроилась на месте срытого края средней высоты холма. На его вершину вела длинная, крутая, деревянная лестница. Не долго раздумывая куда нам податься, мы направились к ней. Все равно мы ничего не знали об окрУге, и наш выбор был сделан наугад. Так совершенно случайно началась наша замечательная прогулка по пригородной цюрихской деревеньке, не занесенной ни в какие туристические маршруты.

Поднявшись наверх, мы очутились в начале широкого травяного луга, обрамленного вдали купами высоких деревьев. Погода стояла чудесная, пахло свежестью и сеном. Неспеша отправились мы вперед по грунтовой дороге, пока не дошли до большого поля подсолнухов, головки которых были дружно повернуты в противоположную от нас сторону. Там солнце клонилось к закату.

Впереди виднелись фахверковые дома. Мы пошли туда. И вскоре попали в сказочную, идиллическую швейцарскую деревеньку, состоящую из домов, явно построенных в конце позапрошлого века. К каждому дому прилегал большой деревянный амбар, а на старой и уютной площади с фонтанчиком, из которого поддатые селяне набирали воду в кружки, выстроились три силосных башни. Стоял теплый субботний вечер, все дела перед воскресеньем были закончены, селян ожидал день отдыха, и они уже встречали его, потягивая пиво за длинным столом под сенью огромного сарая, ворота в который были широко распахнуты.

На башне сельской церкви ударил колокол. Люди на мгновение замолчали, а затем снова стали что-то обсуждать, негромко пересмеиваясь и поднимая кружки. Перед нами предстал патриархальный быт трудовых людей, привыкших жить в незыблемом мире покоя, привычного ежедневного труда и благополучия.

Старые фахверковые дома были велики и красивы своей особой, неповторимой красотой, а деревянные амбары, к ним прилегающие, были еще больше и основательней. Мы долго бродили по деревне, пока не заблудились. Пришлось спрашивать дорогу у редких прохожих. Все они охотно что-то нам говорили, но по-немецки. Увы, мы ничего понять не могли. И тут совершенно неожиданно мы наткнулись на молодую арабскую пару с двумя детьми. Кто это такие было ясно без вопросов. И они тоже жили в этой деревне. Так вот отец семейства объяснил нам на приличном английском в какую сторону мы должны направиться. Потом мы еще раз уточнили дорогу, и нас довели до нужного поворота, откуда мы уже и сами знали, куда идти.

Снова ступили мы на грунтовую дорогу, ведущую к нашей гостинице, уже в сумерках. Я сошел с дороги на траву и при каждом шаге у меня из-под ног вылетали разнообразные ночные бабочки. Такого я не видел уже очень давно, со времен своих прогулок по отрогам гор около Фрунзе в Киргизии. Здесь тоже была живая природа, не отравленная и задушенная ядохимикатами и инсектицидами. Чудо.

Забегая вперед скажу, что потом, после посещения крупных швейцарских городов, я часто мысленно спрашивал себя, а что же мне там запомнилось. И нередко уже на следующий день не мог вспомнить ничего особенного. А визит в деревеньку под Цюрихом впечатался в мою память глубоко и ярко, оставив незабываемое чувство встречи с чем-то живым, исконным, извечным и коренным.

Из нерукотоворных швейцарских чудес запали в душу два. Первое - это гора Пилатус, имеющая несколько пиков, самый высокий из которых вознесся над уровнем моря на 2128 метров. Попасть на горную вершину, расположенную в центре страны неподалеку от Люцерна, можно двумя путями: по железной дороге из посёлка Альпштад и на фуникулере из деревни Кринс. Железная дорога длиною примерно в четыре с половиной километра была построена на Пилатусе в 1898 году. Ее уникальность заключается в том, что она является самой крутой в мире зубчатой железной дорогой, карабкающейся в гору под углом в 48 градусов.

Мы же взобрались на эту туристическую достопримечательность с помощью фуникулера. Поднимались туда сначала в четырехместной гондоле, а потом еще немного в большой, куда вместилась вся группа. По мере неспешного подъема перед нами открывались изумительные виды сначала горных лесов и озер, а потом альпийских лугов, на которых паслись швейцарские коровы цвета кофе с молоком.

На самом верху гора была опоясана дорожкой, которая местами ныряла в тоннели, проделанные в скальной породе, а иногда превращалась в лестницу с затяжным подъёмом и крутым спуском. Поэтому, чтобы обойти вершину по периметру, пришлось изрядно попотеть, но оно того стоило. За один скалистый бок Пилатуса зацепилось облако, полностью закрыв обзор, а с другой стороны горы было солнечно и открывались чудесные виды на зеленые долины, лесистые склоны, Люцернское озеро и сам Люцерн, приютившийся на его берегу.

Завершив круговой обход, мы оказались на площадке перед зданием вокзала, около которого трое швейцарцев в национальных костюмах играли на альпгорнах - очень длинных и громоздких духовых музыкальных инструментах, каждый из которых отдаленно похож на огромную курительную трубку. Глядя на альпийский рог, ибо так звучит точный перевод слова альпгорн, можно было подумать, что из него будут выползать очень низкие звуки вроде паровозного гудка. Именно выползать, потому что казалось, что из трубы длиной около пяти метров они вылетать не могут, так как им приходится долго выбираться наружу. Однако на самом деле музыканты извлекали из своих инструменов приятные, гармоничные мелодии, которые медленно растворялись в воздухе, уплывая в горные дали. Недаром альпгорнами столетиями пользовались швейцарские пастухи в качестве средства общения.

Второе нерукотворное чудо - это Рейнский водопад, расположенный в кантоне Schaffhausen рядом с городком Нойхаузен-ам-Райнфалль на самой границе с Германией.
Конечно, его и близко нельзя сравнить с Ниагарским, но, тем не менее, он является вторым по величине в Европе. И там так же, как на Ниагаре, плавают кораблики с туристами к самому водопаду. Мы с женой просто прошлись пешочком по берегу, поднялись по лесенке до того места на реке, где она обрушивается вниз, обтекая две храбрые скалы, упорно не поддающиеся напору воды. Место там очень красивое. Налюбовавшись на это местное чудо, которое все же не столь впечатлило нас, как наша Ниагара, мы съели по сосиске в булочке и поехали в гостиницу.

А теперь о городах. Когда мы вдвоем бродили по столице Швейцарии Берну в предоставленное нам свободное время, то неожиданно наткнулись на троих велосипедистов, которые с головы до ног были одеты во все зеленое, и их велосипеды тоже были покрашены в зеленый цвет, включая шины. Столь странно одетые молодые ребята часто останавливались и раздавали прохожим какие-то листовки. Я не смог пройти мимо и подойдя к этим “зеленым человечкам”, попросил разрешения их сфотографировать, на что сразу же получил согласие. После короткой фотосессии вежливые зеленые человечки вручили мне зеленую листовку с немецким текстом и укатили. Поговорить с ними я не успел.

Для себя я решил, что это представители партии зеленых, которые борются в Швейцарии за сохранение окружающей среды. Однако, ошибся. Насколько я смог понять позже из текста на листовке, зеленые человечки призывали поучаствовать всех желающих в акции под названием “Мы - швейцарцы”, и просили присылать им селфи. По итогам конкурса будет определен лучший снимок, и победитель получит зеленый велосипед с одной передачей.

В Лозанне по пути к собору 12-го века мы прошли мимо относительно небольшого современного здания, на фасаде которого крупными буквами было написано “mudac”. В нашей русскоязычной группе все сразу же очень заинтересовались, что или кто скрывается за его стенами. Ко всеобщему разочарованию это словечко оказалось всего лишь аббревиатурой французского названия Музея дизайна и современного искусства (Musee de design et de art’s appliques contemporains).

Тут, кстати, можно вспомнить о старой истине, что слово, кажущееся благозвучным на одном языке, может оказаться на слух носителя иного языка очень некрасивым или просто неприличным. Когда мы были в Ницце, нам показали пятиэтажный, желтого цвета, ничем не примечательный дом, к стене которого была прикреплена мемориальная табличка с текстом на итальянском языке. В неуютной квартире на втором этаже этого дома провел последние месяцы своей жизни великий итальянский скрипач-виртуоз, прекрасный гитарист и замечательный композитор Никколо Паганини.

Впервые фамилию Паганини я услышал будучи семи-восьми лет отроду от своего отца, который был профессиональным скрипачом. Помню, как неприятно удивила меня фамилия человека, о котором отец говорил с огромным уважением и восхищением. Воспринимая эту фамилию на слух, я связывал ее со словами погань и поганый и лишь несколькими годами позже, когда отец купил и принес домой небольшую книжку о великом музыканте, я увидел его фамилию написанной, и мое мнение о ее некрасивости изменилось. А разница-то всего в одной букве. Я понимаю, конечно, что “не имя красит человека, а человек имя”, если перефразировать старую поговорку. Однако будучи ребенком рассуждал иначе.

И даже сейчас, увидев на одном из домов в Сан-Ремо табличку приёмной консультанта по трудовым вопросам некоего Роберто Поцци, споткнулся взглядом об эту фамилию, невольно вызвавшую ненужные ассоциации. А между тем эту фамилию носят или носили весьма известные в Италии люди, в том числе поэтесса, режиссер и несколько знаменитых спортсменов. Уверен, что для итальянцев она звучит так же нейтрально, как для нас какой-нибудь Сидоров. Или Рабинович.

В Женеве на меня произвел большое впечатление простой, но очень выразительный монумент “Сломанный стул”. Этот огромный, высотой примерно с трехэтажный дом, деревянный стул, с наполовину обломанной и обгоревшей правой передней ножкой, стоит на площади Наций около европейского отделения ООН. На создание этого монумента ушло пять с половиной тонн дерева. По замыслу его автора Даниэля Берсе он должен был способствовать идее запрещения кассетных бомб и противопехотных мин, калечащих людей, лишая их конечностей. После долгих затяжек и проволочек договор о запрещении этих варварских видов оружия был все же принят. А “Стул” остался стоять на месте в качестве напоминания о преступлениях тех, кто эти бомы и мины еще до сих пор применяет. А такие есть.

Кстати, в той же самой Женеве, в старом городе, стоит, правда, очень скромный, памятник швейцарцу Анри Дюнану - предпринимателю, общественному деятелю и основателю Международного комитета Красного креста, ныне ставшего всемирной гуманитарной организацией.

Хорошо запомнился мне и один из крупнейших городов Франиции Лион из-за полярности оставивших после себя впечатлений. Город, основанный на сиянии рек Роны и Соны, очень красив. Особенно хороша великолепная площадь Белькур с конной статуей Людовика XIV.

Забавно, что когда в гостинице я печатал свои заметки, то мой грамотный iPod скорректировал чужестранное слово Белькур на родное и понятное “бьешь кур”. Но я не поддался на его уговоры.
А теперь немного о совершенно не смешном. Рядом с площадью Белькур стоит здание, в котором в годы Второй мировой войны размещалось Гестапо. Есть табличка. И здесь уместно вспомнить о коллаборационизме французов во время немецкой оккупации, когда они выдавали фашистам своих соседей-евреев.

По иронии судьбы наискосок через дорогу, почти напротив гестаповской конторы, стоит дом, в котором родился знаменитый писатель, поэт и военный летчик, сражавшийся с гитлеровцами, Антуан де Сент-Экзюпери. И там же в небольшом скверике воздвигнут памятник этому замечательному, храброму человеку и гуманисту с Маленьким Принцем у него за спиной.

От памятника писателю мы отправились к главной лионской синагоге, где нас уже ожидали. Ее красивое, большое здание пряталось в глубине двора, а у его ворот дежурили двое вооруженных автоматами солдат - парень и девушка. И никого это не удивило. Был конец августа. Атмосфера вокруг царила такая. Тухлая.

Во время поездки мы посетили множество храмов, как католических, так и православных. Ни у одного из них не было вооруженной охраны. А синагогу надо было охранять. Спасибо, конечно, за солдат, но может быть следовало сделать что-то иное, чтобы охранять синагоги не было необходимости? Чтобы они были таками же безопасными местами, как и подобные храмы, принадлежащие другим конфессиям, и ничем от них не отличались бы, кроме религиозных символов? Может быть теперь, после кровавого террористического акта в Париже надо будет поставить по несколько автоматчиков у каждого христианского собора и храма тоже? И таким образом уравнять в правах и тех, и других? Или же предпринять что-либо более кардинальное? Думаю, надо, но не уверен, что сделают.

Убранство синагоги было торжественным и богатым, но она была совершенно пуста. Встречавший нас какой-то ее служащий распахнул специально для нас дверки стенного шкафа, в котором хранятся драгоценные свитки торы. Мы постояли, посмотрели. Было щемяще тоскливо.

Впечатлил меня своей средневековой ипостасью маленький французский городок Сен-Поль-де-Ванс, который в 20-х годах прошлого столетия облюбовали парижские художники.

И по сей день в старинных домах постройки XVI-XVIII веков расположены мастерские живописцев и многочисленные художественные галереи. А узкие улочки города, на которых до стен домов, стоящих на разных их сторонах, можно дотянуться просто раскинув руки в стороны, невозможно забыть. Все улицы в городке ухоженные в прямом и переносном смыслах этого слова, так как истоптаны башмаками тысяч туристов. Но самое интересное то, что все они по краям выложены среднего размера желтоватыми камнями, а посередине разостлана серая с коричневым ковровая дорожка, созданная из некрупной гальки. И из этих обкатанных камешков, иногда поставленных на ребро, выложены рисунки в виде разномастных ромашек или кувшинов с теми же цветами. А в одном месте мне попалась на глаза пятиконечная звезда.

Кстати, на въезде в Сен-Поль-де-Ванс стоит огромная, ржавая, абстрактная скульптура, сделанная, вероятно, из листов кортеновской стали, столь излюбленной современными мастерами больших форм. Эта легированная сталь имеет высокую ковкость и, несмотря на свой ржавый вид, очень устойчива к коррозийным повреждениям. Так вот в этой композиции, на мой взгляд, угадываются замаскированные дополнительными нагромождениями серп и молот. А отсюда недалеко и до пятиконечной звезды. Хотя вспомнив про парадокс с курицей и яйцом, я не могу дать ответа на вопрос о том, что в данном случае появилось первым - звезда или серп и молот. Вероятнее всего, все же звезда. Надо спросить об этом местных коммунистов, если таковые еще водятся в этом городке.

Теперь можно и заканчивать. Приготовил, как сумел, свою сборную солянку. Не знаю, насколько удачной она у меня получилась, но я поместил в нее всё, что показалось мне съедобным, вкусным и удобоваримым.