Старый колодец и парочка Хаммеров

«В глубоких колодцах вода холодна, но чем холоднее, тем чище она», - эти строчки из стихотворения И.Бунина пришли мне на память, когда неделю назад шел я по дорожке у северной стороны Cadman Plaza в даунтаун Бруклина. Когда-то я нередко бывал в этой части города, хорошо ее знаю, поэтому невольно замедлил шаг увидев там нечто новое и неожиданное. На полянке стоял высокий деревянный журавль, высоко задравший голову над выступающий из земли круглой каменной кладкой и деревянной бадьей. Такой или с деревянным срубом колодец когда-то был непременной частью любого деревенского пейзажа. Однако рядом с въездом на Бруклинский мост вряд ли нужно было докапываться до воды.

Тем не менее, это был колодец, хотя и выглядел он несколько странновато. Так предстала передо мной скульптурная композиция бруклинского мастера Леонарда Урсачи.

Значимость колодца с чистой водой невозможно переоценить для любой сельской общины, хутора, фермерского хозяйства. Поэтому его легко можно было найти в любой деревне или в загородном поселке. Колодец был уголком для встреч людей, берущих воду из одного источника, хранилищем таинственных, целебных сил, а также заветным местом свиданий и случайных, многообещающих знакомств.

Вообще же колодец – это место в определенной степени мистическое: совокупность сюжетов, в которых он описан или изображен необъятна. В подтверждение этой мысли хочу привести первое и последнее четверостишия из стихотворения «Колодец» А.Дмитровского:

Журавлем скрипит колодец,
Пряча звезды в голубине.
Как ночной канатоходец
Шест качается в окне.
…………………………………..
Тот колодец – он из детства
Машет мне шестом-рукой…
Но теперь он только средство
Обрести ночной покой.

Я подумал, что если колодец является предметом вдохновения для многих поэтов, а также послужил центральной частью сюжета огромного количества живописных полотен российских и западноевропейских художников, неисчислимого множества различных жанровых сценок, то почему бы скульптору тоже не изобразить этот объект своими средствами.

Для той части колодезной шахты, которая возвышается над землей, Леонард Урсачи изготовил блоки из голубоватого акрила. За образец при создании форм для их отливки были взяты старые тесаные булыжники, извлеченные из бруклинских мостовых при их реконструкции. Получившаяся голубая кладка выглядела необычно. Но главная изюминка заключалась в том, что внутрь каждого блока скульптор заключил смятые пластиковые бутылки из-под воды. В результате блоки получились похожими на полупрозрачные глыбы льда, в которые были вморожены просвечивающие сквозь их толщу бутылки с голубыми наклейками.

На дно акриловой кладки Урсачи уложил круглое зеркало, так что каждый, кто наклонится над ней, может увидеть в глубине отражение неба и свою собственную персону, как в настоящем колодце. Я заглянул туда и действительно увидел на голубом фоне отражения окружающих деревьев, а также пару сучков, упавших в шахту, и монетки, неизвестно зачем брошенные в этот «колодец».
Журавль и бадья были сделаны скульптором из бревен и досок, извлеченных им из Ист-Ривер, протекающей в одном блоке от его студии.

В бадью, отступя примерно на ладонь в глубину от ее верхнего края, тоже помещено круглое зеркало, чтобы создать иллюзию того, что она почти доверху наполнена водой.

Должен заметить, что этот деревенский колодец, помещенный в городскую среду, вызывает у снующих вокруг людей мало интереса. К нему практически никто не подходит, чтобы «водицы напиться», хотя для этого нужно сделать буквально пару шагов в сторону от пролегающей рядом дорожки. Люди бегут куда-то не замечая ничего вокруг. От неторопливости сельской жизни здесь ничего не осталось. И колодец мне кажется символом давно ушедшего времени, когда из его гулкой бездны поднимали наверх чистую, прохладную, живую воду и плавно несли ее в ведрах на коромысле домой, как животворящую драгоценность.

Из своего сибирского детства я хорошо помню деревенские колодцы. Все они были с воротом. С журавлем я не видел там ни одного. Отпустив бадью в пахнувший древесной сыростью колодец, надо было придерживать рукой начинавший бешено крутиться ворот с позвякивающей цепью. Потом надо было ее подергать, чтобы зачерпнуть достаточно воды. И лишь после этого можно было крутить ручку, наматывая цепь на ворот и подправляя ее рукой, чтобы она равномерно распределялась по всей его длине. И вот показывалась полнехонькая, с бликами солнца, бадья. Ее надо было подхватить и перелить воду в принесенное с собой ведро. Прохладна, вкусна и чиста была колодезная водица из моего детства! Спасибо Леонарду Урсачи за это воспоминание.

Совершенно другого рода скультурную композицию можно увидеть в Манхэттене на углу Первой авеню и 47-й улицы в той части площади Хаммаршельда, которая ближе всего находится к зданию штаб-квартиры ООН.

Композиция изготовлена, живущей и работающей в Бруклине Рэйчел Оуэнс, из обломков обшивки разобранных на части двух копий армейского вездехода «Хаммер». Элементы обшивки были скомпанованы ею в довольно высокое подобие пирамиды, части который скреплены друг с другом с помощью сварки. Обычно имеющие камуфляжную пятнистую раскраску военные «Хаммеры» здесь перекрашены в светло-серый цвет. Издалека все это можно принять за нерастаявшую кучу слежавшегося старого, грязноватого снега, свезенного сюда с окрестных улиц.

Неожиданным для меня в этом неправильной формы сооружении, названном «Inveterate Composition», оказалось то, что оно подавало признаки жизни. Периодически загорались фары и красные тормозные огни, затем они постепенно меркли. Это действо сопровождалось глухими, заупокойными звуками, будто доносившимися из преисподней.

Постояв недолго около этой абстрактной скульптуры, я ощутил чувство тревоги и беспокойства. Мне представилось, что за несколько минут до того, как я пришел на площадь, здесь лоб в лоб на полном ходу столкнулись два Хаммера. Однако пассажиры обоих внедорожников каким-то невероятным образом остались живы внутри получившейся груды металла. Теперь они оттуда взывают о помощи. Мне захотелось взять в руки болгарку или автогенный резак и вскрыть эту бесформенную кучу спрессовавшихся SUV, чтобы извлечь оттуда несчастных.

Потом из пресс-релиза я узнал, что автор композиции Рэйчел Оуэнс выбрала для аудиосопровождения своей композиции звуки, издаваемые в океане китами. Я уверен, что далеко не каждый слышал песни этих морских великанов. Эффект жутковатый.

Видимо этого и хотела добиться Оуэнс, скрытой целью произведения которой является желание вызвать у зрителя ассоциации с тем, что происходит в нашем мире, переполненном военными конфликтами и террористическим вылазками.