Дядино наследство
Всю жизнь, сколько я помню себя в Новосибирске, я спал на старой железной кровати с провисшей панцирной сеткой. На ней лежал тонкий матрац, состоявший как бы из отдельных валиков, набитых верблюжьим волосом - сплошной чехол из плотной материи в розово-желтую полосочку, прошитый поперек через небольшие равные, шириной примерно в три пальца, промежутки. И эта кровать, и этот матрац остались от дяди Мони. Еще помню, я донашивал его пикейные рубашки. В комоде лежали крахмальные, сменные белые воротнички, которые крепились к рубашкам специальными запонками.
В центральном ящике старого письменного стола, покрытого рваным зеленым сукном, заляпанным чернильными кляксами, хранились две ярко красные пластмассовые дяди Монины перьевые авторучки. Мне они казались очень красивыми, но я не знал, как ими пользоваться.
Пряталась в этом столе также потрепанная, со сломанным замком, бабушкина сумочка, в которой свалом лежали почтовые марки из Маньчжурии. На одних была изображена джонка, на других – пагода. На марках с джонкой имелись надпечатки китайскими иероглифами. Там же было немного и советских марок, в том числе и марки, посвященные Всемирной Одимпиаде 1936 года в Берлине. А также много изображений марок, вырезанных из какого-то каталога. Не знаю, зачем это дядя Моня сделал. Однако, факт, что именно эти марки потом послужили толчком к моему увлечению филателией и основой моей коллекции.
Еще нет комментариев.
Оставить комментарий