В желудке у курдля

Наше путешествие по Аризоне не закончилось у Гранд-Каньона с видом на Подкову. Это была лишь середина пути.
Оттуда мы проехали на Glen Canyon Dam. Гигантская бетонная плотина, перегородившая реку Колорадо, в высоту превышает 200 метров при длине без малого в полкилометра. Когда я смотрел на это сооружение рук человеческих, у меня невольно возникла банальная мысль о том, что могут сделать люди, вкладывая труд и деньги, направленные на добрые дела, и как бы прекрасна была наша Земля и жизнь на ней, если бы огромные деньжищи не тратились на войны и разрушения.

Красив и ажурный автомобильный мост, перекинутый над каньоном рядом с плотиной. Он кажется невероятно легким, даже воздушным на фоне этой громадины.
Распрощавшись с плотиной и рекой Колорадо, мы подъехали к месту, откуда начинался заранее запланированный поход по Waterhole Canyon Trail.
Если все, о чем я писал раньше, было повторением пройденного, то приключения в Waterhole Canyon были для нас чем-то совершенно новым.
Waterhole Trail — это пешеходный маршрут длиною около 2 миль, проходящий по дну узкого и довольно извилистого ущелья, расположенного в красных песчаниках.
Оставили машину на спецплощадке, оттуда нас подвезли на шаттлах к началу каньона. Наш гид - молодой, крепкий и симпатичный парень из племени Навахо, которого звали Джейкоб, пока наша группа из пары десятков человек заходила в каньон, поведал, что родился и вырос в здешних местах.
А потом рассказал, что в годы его детства зимы здесь были снежные, и они садились в снег на какой-нибудь горке и скатывались вниз. А под снегом - колючий кактус. Может он пошутил, хотя такое и могло быть. Спросили, каково его индейское имя. Он ответил, что теперь у них не дают детям национальные имена, потому что американцы не способны их правильно произнести.
На отполированных водой красных стенах каньона часто можно было увидеть гекконов. Эти маленькие симпатичные ящерки способны благодаря специальным щетинкам на лапках бегать вверх и вниз по гладким вертикальным поверхностям, где они охотятся на мелких мошек и жучков. “Смотри, геккончик”, - сказал я, - показывая своей одиннадцатилетней внучке очередную шуструю ящерку. “Где бекончик?”- неожиданно по-русски спросил у нее оказавшийся рядом мальчишка лет восьми-девяти. Но “бекончик” уже скрылся в какой-то щелке.
Примерно в середине маршрута я вдруг вспомнил о книге «Звездные дневники Ийона Тихого» Станислава Лема. В одном из рассказов главный герой, оказавшийся на далекой планете, отправляется охотиться на загадочное, громадное существо называемое курдлем. Так как панцирь курдля непробиваем, на него охотятся изнутри. Для этого нужно прихватив бомбу с часовым механизмом, намазаться специальной пастой и позволить курдлю себя проглотить.
Попав таким способом в желудок курдля, Ийон Тихий обнаруживает там полупереваренные остатки всего, что тот проглотил: камни, кустарники, валежник и ржавые металлические обломки. Оставив бомбу, Ийон благополучно покинул утробу курдля, и тот взорвался.
Так вот каким-то невероятным образом окаменевший участок перистальтировавшей кишки того курдля попал на земное плато Колорадо, а мы в нее забрались. Внутри было всё: сужения и расширения, камни, кустарники и крутые металлические лестницы, по которым нужно было спускаться вниз по изгибам кишки с высоты третьего этажа. Но, к счастью, над лопнувшей верхней стенкой кишки постоянно виднелось голубое небо. Признаюсь честно - это приключение останется у меня в памяти навсегда.

Покинув Waterhole Trail, мы два с лишним часа ехали в Брайс каньон по однообразной с расписными холмами пустыне, поросшей пучками трав, переехав из Аризоны в Юту.
Устроились в гостинице и еще успели съездить на Sunset Point at Bryce Canyon National Park. Именно от этого места начинается тропа, ведущая на дно каньона. Следующим утром я впервые откололся от нашей великолепной шестерки (шестерки без всякого подтекста), когда все остальные решили туда спуститься. Я отказался от этой затеи, сказав, что подожду всех наверху. Здесь тоже был Trail, вьющийся по краю каньона. Я отправился в поход по нему. Прошел довольно длинный путь, сделал много фото с удивительными по красоте видами.
Брайс Каньон - это уникальная, гигантская коллекция высоченных каменных стобов, называемых худу. Они выточены водой и ветром из горных пород оранжевого, красного и белого цветов. Мне они казались огромными бронзовыми подсвечниками с воткнутыми в них белыми стеариновыми свечами. Потрясающее зрелице.

На следующее утро после завтрака и недолгих сборов мы выехали из Брайс Каньона в Лас Вегас. После двух часов пути дорога, змеясь, стала подниматься все выше в гору, по ее сторонам сначала появились снежные островки, а потом и целые снежные поля. Это случилось в районе Kolob Canyon, судя по табличке у края дороги. Kolobok Canyon звучало бы более знакомо, подумалось мне. К тому же, если бы колобок скатился в каньон, никакая лиса его там бы не нашла.
Высшей точкой этой дороги, указанной на придорожной табличке, оказалась высота в 9853 фута, то есть 3 тысячи метров. Всё вокруг было в снегу. И тут мне вспомнилась моя молодость, потому что это было всего на 200 метров ниже высоты, на которой я делал когда-то свою кандидатскую диссертацию в горах Киргизии на перевале Туя-Ашу о влиянии высокогорья на организм подопытных животных.

Через четыре с лишним часа после выезда из отправной точки мы прибыли в пробки Лас Вегаса, пробившись сквозь которые поселились на 37 этаже гостиницы Planet Hollywood. Спустившись на первый этаж, чуть не заблудились, пытаясь выбраться на улицу сквозь непрерывную череду магазинов, бутиков, кафе и ресторанов. А оказавшись, наконец, снаружи почти сразу попали в бурлящий водоворот Стрипа.
Вечером того же дня мы отправились на водное представление Cirque du Soleil. Я не помню, когда последний раз был на цирковом представлении, но здесь было на что посмотреть. Программа была просто отличной.
Следующим вечером мы пошли на представление двух очень известных фокусников по имени Penn & Teller, билеты на которых наш сын купил заранее. Я думал, что они будут распиливать женщину или проделывать что-нибудь похожее. Но ничего подобного.
Эта пара работала с людьми из зрительного зала, определенно не подставными, и проделывала удивительные вещи, описывать которые я не могу, потому что это надо видеть. Но факт, что это было необычное зрелище.
Пенн - высокий, крупный мужчина не только фокусник, но и талантливый артист разговорного жанра. Выступая в роли конферансье, он много шутил, вызывая соответствующую реакцию зала.
Теллер же, напротив, очень маленького роста, обувь у него на толстой подошве, и за все время представления он не произнёс ни единого слова. Только действовал. Но действовал здорово.
На следующее утро мы улетели домой. В JFK наш самолет причалил к тому же восьмому терминалу, из которого начиналось наше путешествие. Там напомнила о себе инсталляция “Большое Яблоко” бразильского художника Ромеро Бритто. Пока ждали свой багаж, я, от неча делать, нашел его фото в Интернете: обычный мужчина с пышной шевелюрой и гладко выбритым лицом. И тут мне представилось, что если он надумает отпустить усы и бороду, то изменив внешность, ему надо будет изменить и фамилию, чтобы превратиться из Ромеро Бритто в Ромеро Небритто.
Тут подоспели наши вещи, и мы разъехались по домам не только с чемоданами, но и массой незабываемых впечатлений. В общем недаром сказано: «Пока ходишь, надо ездить!

Что упало, то пропало

Важной частью запланированного нами путешествия было посещение Большого Каньона, расположенного в Аризоне на высокогорном плато Колорадо. В моем представлении Каньон - это гигантская трещина на морщинистой, называемой сушей, части лица нашей матушки Земли, которая в этом месте решила выпятиться как можно сильнее, чтобы разгладить свои морщины, но не выдержав внутреннего напора, треснула миллионы лет назад, добившись противоположного результата, который был усугублен усилиями реки Колорадо.
На этот счет есть и другое мнение, зафиксированнное в книге И.Ильфа и Е.Петрова “Одноэтажная Америка”. Они сформулировали его так: “Берётся громадная горная цепь, подрезывается у корня, поворачивается вершинами вниз и вдавливается в ровную, покрытую лесами землю. Потом она вынимается. Остаётся как бы форма горной цепи - горы наоборот. Это и есть Гранд-Каньон”.
Не стану спорить чья теория вернее, но так или иначе теперь мы имеем одно из величайших чудес света.
Гостиница, в которой мы устроились, примостилась на южном, вознесшемся на два с лишним километра над уровнем моря, краю Каньона.
Вдоль этого крутого, бездонного обрыва проложена тропинка, по большей части отгороженная от его кромки металлическими поручнями. Заглядывать вниз поначалу страшновато, потом это чувство пропадает и сменяется чувством удивления, даже восхищения этим незаурядным произведением природы. Внизу теснятся отвесные, слоистые скалы самых разнообразных и причудливых форм и размеров, сложенные из осадочных пород типа сланцев, известняов и песчаников часто разных оттенков красного цвета, частично поросшие соснами и можжевельником, глубочайшие пропасти, на дне которых иногда видны голубые пятна воды.

Люди, стоящие на площадке за дальним изгибом тропинки, кажутся муравьями, а у тех, что рядом в руках телефоны, реже фотоаппараты. Все стремятся запечатлеть невероятные виды и самих себя на их фоне.
В одном месте, шагая по дорожке вдоль края Каньона я увидел, как явно семейная пара с достаточно взрослой дочерью, сидя на краю каменной кладки, отгораживающей туристов от страшного обрыва, старается сделать совместное селфи. Я предложил им свои услуги. Они охотно согласились. После того как я их сфотографировал, они меня дружно поблагодарили. Но возвращая им телефон, я сказал, что заснял их не бесплатно. Лица их тут же вытянулись. А я продолжил: “Когда лет через двадцать, вы будете просматривать старые фотографии со своими детьми и внуками, то увидев снимки, сделанные сегодня мною, обязательно вспомните о том, что их сделал какой-то случайно проходивший мимо пожилой мужчина, и таким образом вспомните обо мне. Вот в этот момент вы и рассчитаетесь со мной. Ведь говорят же, что человек жив до тех пор, пока его помнят. Я уверен, что мои дети и внуки будут очень долго помнить обо мне. Но если вспомните и вы, мне там, и я указал пальцем вверх, будет приятно”. Выслушав это, они заулыбались и еще раз поблагодарили меня. И мы расстались почти друзьями так и не успев познакомиться.
А мы тем временем совершая дальние броски по тропам вдоль Каньона, дошли до Yavapai Geology Museum at Yavapai Point, откуда повернули обратно.
Картина постоянно была красива и переменчива, как в калейдоскопе.

Когда мы шли по Bright Angel Trail, разыгрался порывистый ветер. Я был в куртке с капюшоном и накинул его на голову. Но тут налетел такой ветрило, что сорвал капюшон у меня с головы и вместе с остатками моих волос унес его вместе с ними в бездонные глубины каньона. Правда, вскоре я нашел его, болтающимся у меня за спиной. Однако волосы, к сожалению не нашлись. Шутка. А придумал это я в тот момент когда увидел, как с головы молодого парня ветер сорвал красную бейсболку, тот кинулся её догонять, но она вспорхнула бабочкой и канула в бездну Каньона. Что туда упало, навсегда пропало.
По другую сторону нескончаемой дорожки, проложенной по краю этого всеядного чуда света, расстилается своеобразный лес из негусто стоящих колорадских пиний или сосен (Colorado Pinyon), и ютского можжевельника (Utah Juniper) почти без подлеска на сухой голой каменистой земле. Иногда попадается и другой вид можжевальник (Rocky Mountain Juniper), отличающийсяся сизо-зеленой хвоей и темно-синими ягодами. Между ними ютятся лепешки опунции (Prickly Pears), банановая юкка (Banana Yucca) и кустики черной полыни (Black Sagebruch). Несмотря на скудость растительности, среди неё немало полезных видов. Так у колорадской сосны в шишках созревают съедобные орешки, у юкки съедобны плоды, а у опунции съедобны и плоды, и молодые стебли (нопалес).

Кстати, о еде. В один из дней мы зашли позавтракать в Yavapai Dining Hall. Наш сын заказал для детей, помимо бейгелей с яйцом, сыром и сосиской, ещё и по панкейку. Когда бублики были съедены, панкейков все еще не было. Тогда сын попросил вернуть ему деньги за панкейки. Вместо этого ему с извинениями вернули всю сумму. А через некоторое время принесли детям и панкейки, но денег так с них и не взяли. У нас в Америке возможно и такое. Вместо обиды и недовольства осталось чувство благодарности.
Следующая наша остановка на две ночи была запланирована в городке Page, расположенном рядом с Glen Canyon Dam. Наш путь проходил по пустынной и в основном равнинной местности, обрамленной полосатыми холмами сложенными из разноцветных слоёв прессованного песчаника. Иногда казалось, что это были не холмы, а сложенные одна на другую огромные кучи громадных лепешек. Равнина и основания холмов были утыканы травами, которые росли пучками. Картина выглядела несколько странноватой, потому что местность вокруг вроде не была голой, но в то же время в ней было много совершенно пустого пространства.
Я бывал в среднеазиатских пустынях Кара-Кумы и Кызыл-кумы. В этом смысле они очень схожи с тем, что я видел из окна нашей машины. Причина кроется в конкуренции за более плодородные или более благоприятные участки почвы, например, около камней или в ложбинах, где больше воды, а, например, полынь выделяет вещества, подавляющие рост незваных соседей. Есть ещё много и других причин, приводящих к подобному результату.
Устроившись в Пейдже и отдохнув, поехали смотреть на Horseshoe Bend at Glen Canyon National Recreation Area. От парковки туда и обратно надо было идти примерно две мили по пустынной местности, поросшей отдельными пучками травянистых растений.
Вид на излучину в виде подковы реки Колорадо просто потрясающий из-за красоты и масштабов окружающих “гор наоборот” и реки, плавно текущей далеко внизу. Красного цвета байдарка, будто застывшая посреди изумрудно-зеленых вод реки, казалась крошечной мошкой, случайно упавшей в воду.

Сделав множество снимков, я отправился в обратный путь, пока все остальные поднимались со смотровой площадки на камни, для выбора новой точки для съемок.
Я шел неспеша, делал фото попадавшихся на пути трав и определял их с помощью встроенной в мой телефон программы iNaturalist. Так вот только квасцовый щавель (Canaigre Dock) из семейства гречишных обладал там большими листьями, которые иногда использовались в пищу местными индейцами, у остальных листья были меленькими или выглядели как длинные тонкие стрелы. Такие были у юкки узколистной (Narrow leaf Yucca), её тонкие, мечевидные листья использовались для плетения корзин, а корни в качестве мыла, Других мелколистных травок я заснял потому, что они красиво цвели. Мальва (Small-leaf Globemallow) была украшена красноватыми цветками, бледная вечерняя примула - белыми (Pale Evening Primrose), а пустынные ноготки (Desert Marigold) - ярко-желтыми. Все эти три растения используются для ландшафтного озеленения в условиях не требующих большого количества воды.
Мне повезло увидеть их цветущими, потому что на высокогорном плато Колорадо воцарилась весна.

Повторение пройденного

Как и подавляющее большинство наших прежних семейных путешествий по Америке, это тоже началось из аэропорта JFK. Когда-то нас было четверо: я с женой, наш сын и невестка. Теперь нас стало шестеро - появились и подросли двое внуков.
И вот когда мы всей компанией с чемоданами и сумками вывалились из дома, чтобы ехать в аэропорт, я как-то неожиданно для самого себя по новому взглянул на цветущие около подъезда желтые нарциссы.
Мне подумалось, что нарциссы - это цветы глашатаи. Ведь у них посреди венчиков из желтых лепестков находятся такого же цвета рупоры, через которые они криком-кричат: “Весна пришла-а-а!”. Так вот под аккомпанемент этих неслышных, но совершенно явственных радостных криков мы и уехали в аэропорт.
Интересное началось сразу прямо там. Мы отправлялись в путь из восьмого терминала, где встречает и провожает путешественников огромная, многоцветная инсталляция “Большое Яблоко”, созданная известным бразильским художником Ромеро Бритто.

Примерно через пять с половиной часов после вылета из “Города Большого Яблока” мы приземлились в аэропорту столицы Аризоны Финиксе. Там взяли в аренду большую машину Suburban Chevrolet, в которой легко уместились вместе со всем своим имуществом. Сын сел за руль, и мы поехали в центр города.
Мы уже бывали здесь ровно 17 лет назад в апреле 2008 года. Узнавания и воспоминания были лично для меня приятными, но и немного грустными, так как это были не только встречи, но и прощания, ибо вряд ли я когда-нибудь окажусь здесь снова.
Нашей целью был Капитолий - один из самых скромных из множества виденных нами. У всех у нас были паспорта туриста (Passport to Your National Parks), довольно толстые книжицы со специально выделенными страницами для разных регионов США, на которых ставят памятные печати, свидетельствующие о посещении той или иной местной достопримечательности. В нашем с женой паспорте печать о посещении Капитолия штата Аризона отсутствовала, потому что тогда мы были здесь в воскресенье, и Капитолий был закрыт. Сегодня был будний день, и мы зашли внутрь. Печати были нам предоставлены, но выяснилось что в нашем паспорте нет свободного места, чтобы их поставить. Пришлось использовать дополнительный лист.

Сам же аризонский Капитолий, построенный из местного гранита и туфа в 1899-1901 годах, очень скромен, хотя его купол покрыт листами меди, которую здесь добывают. Смотрительница нам сказала, что на его строительство штат тогда смог выделить только 100 тысяч долларов, в то время как, например, в Колорадо на это дело отпустили три миллиона. На площади вокруг Капитолия находится множество красивых памятников и несколько Мемориалов, в том числе в память об участниках Корейской и Вьетнамский войн, а также операции “Буря в пустыне”.

Не задерживаясь долго в Финиксе, мы уехали в близлежащтй городок Седона, где и переночевали.
Уютная и красивая Седона с населением чуть превышающим 11 тысяч человек, расположена на высоте примерно 1300 метров над уровнем моря в красивейшем месте среди красных и оранжевых скал и холмов. Ходить по её улицам одно удовольствие из-за удивительных природных пейзажей и множества самых разнообразных скульптур, памятников и уймы магазинов и галерей, где продаются различные произведения искусства. Не город, а большой музей, где иногда казалось, что туристов здесь больше, чем самих жителей. Особенно мне понравились многочисленные ветровые скульптуры (Wind sculptures), состоящие из разнообразных цветных, укрепленных на вертикальной оси, абстрактных фигур, которые постоянно вращались вокруг неё при малейшем движении воздуха. Для зрителя, рассматривающего такую скульптуру из одной точки, она в каждый момент времени выглядят по-другому. Сколько её ни фотографируй, она всякий раз не походит на самую себя. Полторы сотни таких Wind sculptures разместил на улицах городка художник Lyman Whitaker. Но не только он один.

Они сразу напомнли мне имя Александра Колдера (Alexander Calder) - изобретателя кинетического искусства, выдающегося американского скульптора, который, насколько мне известно, ввел термин “мобили” для скульптур, состоящих из подвешенных элементов, движущихся под давлением ветра. Но его скульптуры выглядят не так как те, что выставлены в Седоне. Там более простые варианты его идеи.
Понравилась мне и двухкомпонентная скульптурная композиция, которая названа “The Power of Belief”. Изображен Кот, смотрящийся в зеркало, и он видит там голову Льва. Каждый может понимать эту композицию по-своему. На мой же взгляд - это аллегория о тщеславии. Некоторые “коты” думают, что они выглядят львами, но не хотят знать о том, что на одном тщеславии далеко не уедешь, ибо как сказал Пьер де Бомарше, глупость и тщеславие вечно идут рука об руку.
С другой стороны “Сила Веры” - веры в самого себя необходима каждому для достижения успеха в жизни.

Проведя два дня в Седоне, мы уехали в город Flagstaff, в котором проживает более семидесяти пяти тысяч человек. Основанный в последней четверти позапрошлого века в горной местности на высоте более двух тысяч метров, город интересен, красив и отдает стариной. По американским меркам, конечно. Его раннее развитие обеспечили лесоматериалы и их перевозки по железнодорожным путям. Рядом с городом находится самый большой на континентальной части США лес желтой сосны, где и велись лесоразработки. В память о тех временах в городе стоит старый паровоз с платформой, нагруженной толстыми сосновыми брёвнами.

Кстати, название города родилось в год его основания в 1876 году, в связи с созданием флагштока из желтой сосны, приуроченного к празднованию Столетнего юбилея Соединенных Штатов.
Сейчас в экономике города большую роль играет индустрия туризма благодрая его близости к Grand Canyon National Park.
Именно туда мы и уехали из Флагстаффа и поселились в Yavapai Lodge, расположенном в Grand Canyon Village. И даже успели полюбоваться видами Большого Каньона в лучах заходящего солнца. Его мы тоже видели раньше, да и почти все наше дальнейшее путешествие было для нас, кроме внуков, повторением пройденного ранее. Однако мы видели Каньон совсем в другом месте, ведь его длина 446 километров, весь не обсмотришь.

В предвесеннем лесу

В предвесеннем лесу сыро, частые туманы по утрам все окутывают влагой, да и дожди в это время идут нередко. Днями прохладно, но не холодно, а если выглянет солнце, так и вообще благодать. По ночам нет заморозков. Вот и царствуют сейчас в лесу лишайники, мхи и грибы-трутовики. Для них это самое хорошее время. Все их соседи пока еще в полусонной дрёме, а они уже благоденствуют. Одно только плохо: кровопийцы клещи тоже проснулись.
В один из таких предвесенних дней довелось мне прогуляться по лесу, примыкающему к краю небольшого, уютного городка в Коннектикуте. На голубом небе ярко сияло солнце, температура переползла чуть выше ноля. Ни малейшего ветерка. Такая погода мне нравится, бодрит.
Свернул на проложенную в лесу тропинку. Было тихо, только слегка похрустывал мелкий гравий под ногами, да иногда дятел нарушал тишину. Сначала слышалось глухое, как бы пробное, “тук-тук”, а потом звучала мелкая и звонкая дробь - “т-р-р-р…”, похожая на работу отбойного молотка.
По сторонам от тропинки было много валежника, но и сухостоя было немало. При этом не всегда легко было отличить засохшие деревья от тех, которые еще не вышли из зимней спячки. Однако во многих случаях разницу углядеть было можно. Стволы большинства сухих деревьев украшали россыпи трутовиков. В основном это был Трихаптум двоякий (Violet-toothed polypore).

Сразу оговорюсь, что для распознавания растений и грибов, далее упомянутых в моем повествовании, я пользовался программой iNaturalist, встроенной в мой телефон. Так вот плодовые тела трихаптума обычно расположены в виде черепицы, верхняя поверхность шляпок у молодых грибов слегка бархатистая, лиловатого цвета, а с возрастом лысеет и белеет. Ну прямо как головы у некоторых мужчин - сначала белеют от седых волос, а потом лысеют, их теряя. Зная эти приметы, трихаптум легко распознать методом сравнения. Шутка. Трихаптум не ядовит, но и несъедобен из-за почти бумажной толщины шляпок и их деревянистой жесткости.
Ещё нашел там на толстом, лежащем на земле, бревне довольно большой грибной нарост, который называется Sweet knot, что можно перевести, как “Сладкая кучка”. Казалось, что эта кучка состоит из множества тусклых желтовато-коричневых, кожистых, со слегка бархатистой поверхностью, грибочков, хотя на самом деле все они растут из одной общей ножки. Название гриба объясняется тем, что его кусочки, только что отломанные от некоторых экземпляров, но не ото всех, обладают сладковатым запахом. Я не успел проверить пахнет моя находка чем-нибудь или нет, потому что мое внимание опять отвлекла барабанная дробь отбойного молотка, но теперь уже где-то совсем рядом.

Задрав голову, я увидел на соседнем дереве небольшого дятла с красной шапочкой на голове. Это был желтобрюхий сапсакер, (Yellow-bellied sapsucker) как его здесь называют, или просто дятел-сосун. Пока я гнулся в три погибели, чтобы заснять анфас свой трутовик на лежащем бревне, дятел прилетел и занялся своей работой. Но заметив меня, улетел.
Принято считать дятлов санитарами леса, которые избавляют деревья от грызущих их изнутри личинок различных вредителей, но это не всегда так. Иногда дятлы могут и вредить. Именно к таким относится желтобрюхий сапсакер. Эти сосуны выдалбливают небольшие отверстия в коре деревьев, чтобы пить сок, которым они питаются. Заодно они поедают и насекомых, прилетающих полакомиться сладким соком.
Чаще всего здоровые деревья способны зарастить выдолбленные дятлами дырки, но они могут и ослабить свою жертву, особенно если дерево молодое, отверстий много и потеря сока велика.
Однако еще пара слов о валежнике. Кора очень многих относительно небольших валежин была густо покрыта бледно-зелеными кляксами лишайника, который по-русски зовется Флавопармелия козлиная, Первое слово здесь - это просто написанное кириллицей его научное латинское название. Объяснения почему этот лишайник называют козлиным, я не нашел. По-английски он - Common greenshield lichen.

Некоторые же валежины, казалось, отрастили на себе мягкую, пушистую, зеленую, шерстяную шубу, полностью в нее закутавшись. Это мох Эндотон, который еще называют иногда соблазнительный Энтодон. Правда, кого и зачем он соблазняет, я не знаю, хотя выглядит он очень симпатично.

И еще один мох попадался чуть не на каждом шагу, потому что он так охватывал основания очень многих деревьев, будто кто-то специально окутал их зеленым бархатом. Это постарался Аномодон утонченный.
А у одного дерева было странное утолщение у комля, казалось, что оно чуть присело, согнув ногу в колене, и задумалось, куда бы прыгнуть на этой ноге.

Под конец своей прогулки наткнулся у края тропинки на тостый пень свежеспиленного дерева с ясно различимыми годовыми кольцами. Для интереса решил их посчитать, чтобы узнать, сколько было лет дереву. Несколько раз сбивался, но все же довел дело до конца. Поучилось 76. За точность не ручаюсь.
Вернувшись домой, попросил жену тщательно меня осмотреть, чтобы убедиться, что я не подцепил клеща. К сожалению, бывало, что из-за своего любопытства я отходил в сторону от тропинки и в результате являлся с прогулки с клещом. В этот раз обошлось.

Чего все ждут?

Было пасмурно и сыро, даль туманилась слегка. Облака закрыли солнце. Утро хмурилось с тоски. Что за день такой унылый, может в парке веселей.
В парк пришел минут за двадцать, огляделся вкруг себя. Там гулял веселый ветер, ветки тонкие считал, флаг трепал и неустанно звякал чем-то о флагшток.
Вышел на пустынный берег, волны шлёпают у ног, гуси плавают неспешно, чайки жалобно кричат. Вдалеке маячит парус, то исчезнет, то мелькнёт.
Спиннингисты на причале ждут поклевки, но никак.
Постоял совсем немного и вернулся снова в парк.
Юный дуб там лишь недавно был избавлен от ремней, что держали его крепко между палок, как опор. Тут же к ним он прицепился, растопырив ветки вширь. Ждёт момента, чтоб заняться скандинавскою ходьбой.
Клен толкует с бирючиной, молча слушает платан. Их подружки - две березки обнялись, чего-то ждут.
Я-то понял в чем здесь дело, ясно мне чего все ждут. Ведь весна не за горами, март уж близится к концу. Распогодится в два счета, солнце выйдет из-за туч, сгинет слякоть, смолкнет ветер, птицы песни запоют. Ждать тепла уже недолго, впереди у нас апрель.

На Арубе

Первые несколько дней марта мы с женой и дочерью провели на расположенном в южной части Карибского моря острове Аруба, который является составной частью королевства Нидерландов. Мы с женой уже были здесь четырнадцать лет назад. И вот прилетели туда опять.
В аэропорту Арубы погрузились в автобус и примерно через полчаса доехали до своего курорта. Путь наш проходил через столицу острова город Ораньестад, в котором мы провели когда-то почти целый день. Я смотрел в окно и сначала узнал здание местного парламента, а потом и некоторые улицы с очень симпатичными домами, построенными в нидерландском национальном архитектурном стиле.
Узнавание было приятным. И тут могу сослаться на мысль высказанную Евгением Гришковцом в сборнике рассказов “Планка”: “…с возрастом понимаешь, что если любишь путешествия, то постепенно попадание в знакомые места начинает волновать не меньше, а затем и больше, чем места новые. Узнавание становится ценнее новизны, переживание пережитого – значительнее первопроходчества”. Не могу с ним не согласиться.

После обустройства на месте и небольшого перекуса пошли на пляж, заросший множеством грибов, каждый из которых нес на толстой деревянной ноге широкую шляпку, покрытую сухими пальмовыми листьями. Здесь эти простые сооружения для создания тени называют палапами. Так вот все палапы, стоящие у воды, оказались зарезервированными по Интернету опытными курортниками на неделю вперед. Нам пришлось довольствоваться палапами из третьего, иногда второго ряда. Потом мы узнали, что здесь дозволено пользоваться переносными зонтами с меньшими по размеру брезентовыми шляпками, но зато их можно было вкапывать в песок даже впереди палап. Плати денежку и тебе вкопают все, что хочешь.

Сам же пляж там очень хорош, причем вид с берега каждый день был один и тот же: слегка рябая от небольших волн, прозрачная, зеленоватая, со все более темными оттенками зеленого по мере удаления от берега, вода, открытая до самого горизонта, а над ней голубое небо, украшенное застывшими на месте, не меняющими форму, белыми пушистыми облачками. Иногда казалось, что они когда-то были приклеены к небесам, да так и остались там навсегда.
Купаться здесь - сущее удовольствие. Буйки, огораживающие место для купания, отодвинуты довольно далеко от берега, но везде мелко. Даже в самом глубоком месте не утонешь. Можно сколь угодно долго бродить и плавать по мелководью. Дно здесь песчаное, иногда глинистое, но на нем есть довольно высокие кочки, покрытые водорослями, среди которых уютно устроились ракушки.
За ограждением носятся катера, тянущие за собой большие надувные кресла, в которых мотаются на поворотах и возникающих волнах любители острых ощущений. Там же частенько на бешеной скорости гонял парень на чём-то вроде водного самоката.

Обычно после купания я не оставался загорать, а прогуливался вдоль пляжа или, покинув его, бродил по улицам городка Palm Beach, к прибрежной части которого прилепился наш курорт, наряду с соседними.
В городке по одну сторону главной улицы сплошными рядами тянутся разнообразные магазины, в том числе известных мировых брендов, лавки и лавчонки, торгующие местными безделушками, и конечно же заведения общепита, а по другую -красивые здания курортов. На торговой стороне можно не только купить всякую всячину и поесть, но и взять напрокат электросамокат или велосипед.
Улицы выглядят чистыми и зелеными, здесь много очень симпатичных, относительно невысоких, но с раскидистой, округлой, плоской кроной деревьев. С помощью встроенной в мой телефон программы iNaturalist узнал, что их научное, латинское название Prosopis Juliflora, а по-русски без особого мудрствования их называют прозопис. Когда написал это слово, нечаянно подумал, что если заменить в нем одну букву на другую, то название дерева легко запомнится. Кому не нравится эта идея, могу сообщить, что у него есть и другое имя - мескит. Мескитовое дерево было расселено усилиями человека в самых разных тропических и субтропических регионах мира для борьбы с эрозией почв и опустыниванием. К тому же мескит входит в число деревьев, которых называют “железными” из-за очень твёрдой, плотной и тяжёлой древесины, которая в сыром виде обычно тонет в воде. Обладающая высокой прочностью и красивой текстурой такая древесина используется, например, в производстве дорогой мебели, а также для изготовления великого множества различных приспособлений и поделок. Нашлось для неё и одно неожиданное для меня применение, о котором скажу немного ниже.

Стоит отметить еще одну особенность этих деревьев. Многие из них, но не все, растут здесь в полулежачем положении. Возможно это происходит под влиянием почти постоянно дующих здесь северо-восточных пассатов. Чтобы эти лежебоки окончательно не упали, их подпирают металлическими трубами. К тому же они часто бывают скрюченными настолько, что делаются похожими на коленвалы фантастических машин.
Помимо мескита на улицах много разнообразных пальм и кактусов, реже попадаются алоэ. Пальмы в отличие от кривляки прозописа - высокие и стройные, да и нередкие здесь большущие Органные кактусы (Organ Pipe Cactus) тоже прямиком тянутся к солнцу. Но и тех, и других можно увидеть и у нас в южных штатах. А вот небольшой, размером с футбольный мяч, кактус “Турецкая шапка” (Turk’s Cap Cactus), который я заметил в укромном уголке за большим камнем, можно увидеть только здесь.
В диком виде он больше нигде не встречается. Этот кактус похож на большого ежа, который приколол к иголкам на спине нечто близкое по цвету и форме к турецкой феске. Отсюда и название этого чудика. Экзотика.

Вдобавок к этому все фонарные столбы тут обильно обклеены произведениями стикер-арта. Похоже, приезжие художники из разных стран мира так здесь отмечаются. Это гораздо лучше выцарапанной на каком-нибудь камне надписи типа “Здесь был Вася”, и на мой взгляд добавляет своеобразия и привлекательности улицам городка.
В темное же время суток всё здесь сияет и переливается разноцветными неоновыми огнями.
В общем красиво и днем, и вечером, но должен отметить, что для курортника здесь есть всего два главных развлечения: это купание и посещение ресторанов.
Иногда бывало скучновато. Вот так вышел я в один из дней после купания на берег, чтобы пройтись, но застыл на месте, на зная в какую сторону пойти. Пока решал проблему, вспомнил притчу про Буриданова осла, который оказавшись точно посередине меж двух стогов сена, умер от голода не решив, к какому из них подойти. Но осел из притчи французского философа рассуждал строго логично, в реальной жизни он бы, конечно, наелся досыта, так как не знаком с законами логики.
А вспомнил я эту притчу потому, что в какую сторону вдоль берега ни пойдешь - направо или налево, все будет совершенно одинаково: ряды стационарных палап и временных зонтов, и люди, загорающие на лежаках или сидящие в воде. После некоторых колебаний я поступил нелогично и свернул в сторону Pelican Pier, оттуда хотя бы можно было сделать снимки побережья в новом ракурсе.
Что касается ресторанов, то нужно сказать, что выбор разных блюд в них очень широк, и особенно хороши те, которые приготовлены из морепродуктов.

Интересно, что когда мы обедали в одном из местных ресторанов, в качестве столовых приборов нам были предложены вилка, нож и ложка, сделанные из дерева. Я с такими изделиями столкнулся впервые. Кстати, и ключ от нашего номера тоже был деревянный. Это неплохой способ избавиться от загрязнения местной природы пластмассой, и это хорошо. Но с другой стороны для изготовления таких вещей нужно вырубать деревья, и не або какие, а только с твердой древесиной. Возможно тот же мескит. И это плохо. Вот и получается по поговорке - нос вытащим, хвост завязнет, хвост вытащим - нос завязнет. Так и качаемся туда-сюда.
Ну а мы, покачавшись на легких волнах теплого моря, вполне благополучно, хоть и слегка подгоревшими, вернулись домой.

Добавлять жизни к годам!

В последнюю субботу января в Kings Bay Library, расположенной в бруклинском районе Шипсхэд Бей по адресу 3650 Nostrand Avenue, состоялось открытие персональной выставки живописных работ Людмилы Лейбович, организованной Гильдией еврейского изобразительного и прикладного искусства. Представила героиню презентации и дала ей слово одна из старейших и активных членов Гилдьдии Нина Цыпина.
Но прежде, чем рассказать о том, что говорила Людмила, хочу отметить, что конференц-зал библиотеки, где обычно проходят выставки, был полон, а его стены сверху донизу были увешаны живописными полотнами, ею созданными.

Людмила начала своё выступление со слов благодарности недавно избранному президенту Гильдии Елене Зубок, приложившей немало усилий для оживления работы этой замечательной организации. В Гильдию влились новые художники, стали более регулярными выставки.
Затем она коротко рассказала о себе. Родилась она в Одессе и еще будучи школьницей мечтала стать архитектором. После окончания десятилетки она в 1950-м году успешно сдала вступительные экзамены в Одесский инженерно-стороительный институт. Однако архитектором ей стать не удалось.
Дело в том, что через год после окончания войны был принят “Закон о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства в СССР”, за которым последовал целый ряд специальных постановлений, стимулирующих строительство и модернизацию гидротехнических сооружений.
И институт именно в тот год, когда она в него поступила, перепрофилировали в гидротехнический. Окончив его, она вместо архитектора стала инженером-гидротехником, но по специальности не работала, а занималась расчетами при проектировании промышленных зданий и сооружений. Помимо этого вела практические занятия по строительной механике в филиале днепропетровского инженерно-строительного института. Заниматься живописью в те годы у нее не было возможности.

И только эмигрировав в 1994 году в Соединенные Штаты, она, наконец, получила возможность заняться делом, о котором мечтала всю жизнь, посвятив ему все свое свободное время.
Затем была предоставлена возможность выступить ее друзьям и знакомым. Людмилу задарили цветами, сказала много добрых слов о матери и ее дочь.
Здесь мне, пожалуй, следует остановиться и рассказать о самих картинах Людмилы. Но все же сначала я хотел бы обратить внимание читателей на почтенный возраст героини презентации. Я не желаю называть дату рождения этой замечательной женщины. Но каждый может прикинуть сколько ей лет, если обратил внимание на указанный в начале статьи год, в котором она поступила в институт. Число получится солидное.
В связи с этим я вспомнил когда-то понравившееся мне высказывание Редьярда Киплинга: “Люди, в сущности, не взрослеют - только старятся”. Однако я бы переиначил этот его афоризм так: “Люди, в сущности, не старятся, - только взрослеют”. Правда, это относится не ко всем. Однако к таким творческим людям, как Людмила Лейбович, это имеет прямое отношение.
Она постоянно писала новые картины, совершенствовала свою технику и навыки, добившись замечательного мастерства, вступила в Гильдию и в результате нынешняя ее персональная выставка является пятнадцатой по счёту, не говоря уже о десятках совместных. К настоящему времени ее домашняя художественная галерея насчитывает около шестисот картин и графических рисунков.
Тематика ее картин разнообразна, но по большей части это природные и городские пейзажи. Людмила не скрывает того факта, что сейчас в связи с возрастом она не может работать на пленэре, поэтому источником ее вдохновения является iPad, на котором она рассматривает бытовые картины, пейзажи, художественные фотографии. Самые интересные она сохраняет в специальном альбоме, а потом комбинирует отдельные части увиденного, создавая совершенно новое произведение.

В своем выступлении она указала на одну из своих картин, в центре которой изображены девочка с лошадью. В оригинале они находятся в степи, а Людмила поместила их на лесную тропинку, придав этому сюжету новый, я бы сказал немного сказочный, характер. Некоторые ее пейзажи написаны в довольно необычном колористическом плане, что придает им некий космический, инопланетный вид. Примером может служить морской пейзаж, написанный в оранжевых и лиловых тонах.
В основном же это просто красивые природные уголки или симпатичные городские улицы, куда хотелось бы чудесным образом пробраться, чтобы поваляться на цветочной поляне или побродить по уютной городской улочке.

Появление такого чувства объясняется тем, что в процессе создания своих живописных полотен, она сама любуется объектом своего вдохновения. В итоге все ее пейзажи наполнены красотой и оптимизмом. А ощущение жизнелюбия и радости, исходящее от них, передается и зрителям.
Иное дело, когда она копирует некоторые понравившиеся ей картины. В качестве примера Людмила рассказала о найденной ею багетной раме с рельефными орнаментами, которую выбросил её сосед после того, как его подвал затопило во время урагана Сэнди. Он счел её никуда не годной, но Людмила её отреставрировала и решила, что такая рама достойна чего-то ей соответствующего. И поместила в неё свою копию картины Рембрандта “Старый еврей”.
Портреты амстердамских евреев-стариков великого голландского художника давно признаны лучшими образцами мирового портретного искусства. Внешне они очень просты. На них изображены старые, с усталыми лицами, люди, сидящие в креслах со сложенными на коленях руками. Однако по эмоциональной силе и выразительности эти портреты потрясающи. Так что по моему мнению, Людмила сделала совершенно правильный выбор. Недаром увидев эту её работу в востановленной раме, сосед подарил ей набор уникальных цветных карандашей.
Из всего сказанного легко заключить, что Людмила Лейбович невероятно трудолюбива и следствием этого является то огромное количество картин, созданных ею. Она никогда не сидит без дела.
Заканчивая очерк, хочу привести слова известного американского актера и писателя Джорджа Карлина, который сказал однажды, что некоторые люди добавляют года к человеческой жизни, но не добавляют жизни к годам”.
Так давайте же будем поступать так же, как это делает Людмила Лейбович, добавляя жизни к годам.
Для этого совсем не обязательно писать картины. Давайте будем сочинять стихи, песни и музыку, писать рассказы и воспоминания, создавать миниатюры из веточек и корешков, лепить, вырезать, выпиливать, вязать и вышивать, петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, заниматься спортом, или хотя бы делать зарядку по утрам. Да мало ли чего еще может каждый придумать для себя в соответствии со своими интересами и вкусами. Главное - добавлять жизни к годам!
Для начала можно сходить в библиотеку на выставку, которая продлится до 22 февраля.

Скачок, ещё скачок…

Одним ранним осенним утром я уселся за компьютер, взявшись за новый очерк. Но сначала прошелся по квартире и выглянул в окна. Вернулся на место и написал, что сегодня восходящее солнце в одном окне проглядывает сквозь желтые облака, а в другом - небо затянуто того же цвета серыми облаками.
Перечитав написанное, подумал, что еще не до конца проснулся и, отложив свою писанину в сторону, решил побриться.
Во время этой процедуры, естественно, смотрел в зеркало и видел там пожилого человека. При этом в голове у меня возникал явный диссонанс между тем, что вижу и тем образом, который давно и неизменно существует в моем воображении, ибо мысленно я представляю себя гораздо более молодым и более симпатичным. Зеркало возвращает меня в реальность, в сегодняшний день, а душа и воображение живут в других временах, витают в эмпиреях.
В связи с этим вспомнил о своем персональном открытии, хотя приоритет, может быть, принадлежит и не мне. Для себя в последние годы я отметил, что дважды перешел какой-то внутренний возрастной рубеж. Это я к тому, что жизнь человека, его физическое состояние меняется скачками. После периода стабильности - скачок к следующей возрастной ступеньке. Быстрый скачок. Как ребенок вдруг превращается в юношу или девушку, а затем во взрослого человека, так и взрослый, зрелый человек вдруг превращается в пожилого, а затем в старика. Причем чем младше возраст или, напротив, чем старше, тем короче периоды стабильности и тем чаще скачки. Самый долгий период стабильности - это зрелые годы, а потом, к сожалению, события ускоряются и скачки следуют один за другим всё чаще и чаще. И так кубарем катимся вниз со ступеньки на ступеньку к финишу. Печально, но факт.
Наверное выдвинутая известными палеонтологами Нильсом Элдреджем и Стивеном Гулдом и сильно повлиявшая на современную палеонтологию и эволюционную биологию теория прерывистого равновесия, согласно которой большая часть эволюционных изменений происходит за небольшие промежутки времени по сравнению с гораздо более длительными периодами эволюционной стабильности, является универсальной и относится не только к развитию жизни на Земле, к изменению видов, их возникновению и исчезновению, но и к развитию отдельного индивидуума и целых социальных систем, а также и ко всей Вселенной, которая тоже изменяется скачками, начиная с момента Большого Взрыва и кончая сегодняшним днём.
Могу похвастаться, что с доктором Элдреждем я был знаком, а познакомился с ним, когда работал в Американском Музее естественной истории, и он даже подарил мне свою книгу с автографом.
Покончив с бритьём, своими рассуждениями и приятными воспоминаниями, я вернулся к окнам, но не увидел за ними ничего нового. Все так же солнце на востоке проглядывало сквозь желтые облака, а на западе было затянуто серыми тучами. Вероятно, установилось некоторое равновесие, но перемены не преминули проявиться.
Через пару часов за моими окнами начал периодически завывать ветер и пошел дождь, но вскоре небесные хляби разверзлись во всю свою ширь, и дождь превратился в ливень. Сверкали молнии и гремел гром. Я живу на последнем этаже высокого билдинга, и небо бабахало по моей голове увесистым кулаком, а особенно горячие головы, посмевшие оказаться на улице, охлаждало, поливая их из многоведерной бочки.
Но и это продлилось недолго. Избавивишсь от излишков воды, природа сжалилась над нами, и наступило бабье лето, а я опять отложил в сторону написанное.
А между тем бабье или, как здесь говорят, индейское лето, когда мы наслаждались чудесной погодой, растянулось аж до наступления Нового года, который мы встретили без снега.
И тут, уже в наступившем году, я вспомнил о незавершенной статье и дописал всего лишь несколько строк.
На все сто процентов я убедился в том, что теория прерывистого равновесия Нильса Элдреджа и Стивена Гулда исправно работает, А моя теория о скачках в человеческой жизни является её частным случаем. Но как человек скромный, на награды и международное признание, которые получили два вышеназванных ученых, я не претендую. Даже и не предлагайте.
Написав это, я с облегчением вздохнул, расслабился и включил телевизор. Передавали прогноз погоды: утром переменная облачность, днем увеличение облачности до значительной, возможен дождь, переходяший в снег. Период стабильности и равновесия закончился. Вступаем в период турбулентности.
Впереди у нас переменная погода и переменчивая жизнь.

К столетнему юбилею И.М.Безчастнова

В последнюю субботу ушедшего года, а именно 28 декабря, в Kings Bay Library, расположенной в бруклинском районе Шипсхэд Бей по адресу 3650 Nostrand Avenue состоялась презентация очередной выставки, организованной Еврейской Гильдией художников и мастеров прикладного искусства. Посвящена она была памяти одного из видных её членов, архитектора, художника, кандидата архитектуры, члена-корреспондента Украинской академии архитектуры, профессора, заведующего кафедрой архитектуры и градостроительства в Одесской государственной академии строительства и архитектуры Игоря Михайловича Безчастнова в связи со столетием со дня его рождения.
В конференц-зале библиотеки, где обычно проводятся выставки работ гильдийцев, в этот раз экспонировались замечательные акварели художника Безчастнова. В довольно большом помещении не было ни единого свободного места, хотя со времени смерти Игоря Михайловича прошло шесть лет, и некоторые новые члены гильдии никогда с ним не встречались. Пришли два его сына с семьями, друзья, знакомые и просто любители искусства, которые видели светлые, наполненные теплом и радостью жизни акварели художника на предыдущих выставках.
Куратором выставки был член Гильдии архитектор и акварелист Марк Рабинович, который и открыл презентацию.
Первым слово было предоставлено старшему сыну И.Безчастнова Михаилу, многогранно одаренному человеку - художнику, сценаристу, режиссеру, актеру, архитектору и поэту, который поделился с присутствующими воспоминаниями о своем отце.
Хочу привести всего лишь один пример, когда он рассказал о туристической поездке отца в Рим, где он до этого никогда не был, но знал все улицы этого великого города лучше гида, предсказывая, что если мы свернем сейчас, допустим, направо, то увидим такой-то архитектурный памятник. Это было удивительно, однако таким же образом он знал практически все крупные европейские столицы. А ларчик открывался просто: таковы были профессиональные знания заведующего кафедрой архитектуры и градостроительства. На предложение посетить Париж, он сказал, что предпочитает поехать в Лондон, так как архитектура этого города его привлекает больше, чем парижская.
Вспоминая свое детство, Михаил упомянул о том, что оно проходило в окружении друзей отца, среди которых было много известных на всю страну людей, а в заключение прочитал свои стихи, посвященные отцу, а также и навеянные его картинами.
Это выступление отлично дополнил его младший брат, инженер-строитель Алексей.

Эмигрировав в США, И.М.Безчастнов практически сразу включился в новую жизнь.
Выступивший вслед за сыновьями И.Безчастнова президент Одесского землячества Нью-Йорка И.Казацкер, сказал, что Игорь Михайлович долгие годы он был членом Совета директоров землячества, писал статьи об архитектуре Одессы в газету “Белая акация”, издаваемую этой организацией.
Я тоже выступил с воспоминаниями об этом незаурядном человеке. Мы познакомились с ним осенью 2014 года на презентации его работ, организованной Гильдией еврейских художников и мастеров прикладного искусства, куда принимают всех, невзирая на национальность. Был он среднего роста, сухопарый, тонкокостный, и когда протянул мне руку для рукопожатия, я отметил для себя, что кисть его руки с длинными, артистическими пальцами должна была принадлежать музыканту.
После той встречи мы несколько раз говорили по телефону, у нас нашлись общие темы для бесед, а потом Игорь пригласил меня к себе.
Мы были с ним на вы, но обращались друг к другу по имени. Игорь жил в одном из семиэтажных домов, расположенных недалеко от Сигейта рядом с Coney Island Creek Park.
Все стены в комнатах его большой и хорошей квартиры были увешаны акварелями, которые он создавал на протяжении многих лет. Среди них преобладали пейзажи, но были и натюрморты. Когда я рассматривал акварели хозяина квартиры, он заметил, что это собственно дневник его жизни. “Взглянув на любую из картин, - сказал он, - я тут же вспоминаю все обстоятельства того дня, когда начинал над ней работать. Если это было на пленэре, я видел перед собой, к примеру, очень красивую женщину, которая сидела тогда рядом со мной, или ясно представляю себе то, с чего начинал каждый конкретный пейзаж: то ли с наброска неба, то ли с полоски дальнего леса”.
А я тогда подумал, в каком оригинальном, визуальном дневнике сумел он запечатлеть приятные и волнующие моменты своей жизни. Примечательно и то, что прочесть этот дневник может только его создатель.
Я попросил его рассказать о себе, он легко согласился и с увлечением много и охотно рассказывал о своих предках, начиная с прадеда своего, одесского строителя Федора Гайдукова, на дочери которого женился его дед Михаил Федорович Безчастнов, который в 1898 году окончил в Санкт-Петербурге “Полный курс наук в Институте Гражданских Инженеров Императора Николая I”. Этот диплом, настоящий раритет, отпечатанный на большом листе толстой белой бумаги, почти полукартоне, я сфотографировал с разрешения его нынешнего обладателя.
М.Ф.Безчастнов был главным городским инженером Одессы в предреволюционные годы и первым ее городским архитектором после революции.

Через пару часов мы сели с Игорем за стол, выпили по чуть-чуть коньяка и слегка закусили малосольной семгой, твердокопченой колбасой, сыром, брынзой и бородинским хлебом. Я могу написать об этом так детально, потому что многие годы по журналистской привычке веду, не визуальный, потому что не умею рисовать, а простой рукописный дневник, и, конечно, записал свои встречи с Игорем и сохранил фотографии, сделанные тогда у него дома.

Я, естественно, не хотел оставаться в долгу за такое гостеприимство и пригласил его к себе. Приглашение было принято, и я пару раз приезжал за ним на своей машине и привозил к себе, а потом отвозил обратно.
Во время последнего визита разговор как-то зашел о публикациях в периодике о его прадеде и деде, да и о нем самом. И тут он вспомнил об одной статье в местной русскоязычной прессе, где было написано, что его дед, якобы, придумал метод укрепления ракушечника путем его выдержки в коньяке. “И при этом ни автору, ни тем, кто опубликовал эту чушь, - возмущался Игорь, - не пришла в голову простая мысль о том, сколько же надо коняька, чтобы выдержать в нем несколько тонн известняка, который идет на возведение дома. И сколько такой дом будет стоить?”
Я вспомнил об этом потому, что в оценке фактов, событий, отношению к делу и профессионализму он был справедлив, принципиален и строг. Так, например, он раскритиковал пару картин, висящих у меня дома, указав на их художественные недостатки. Я их снял, потому что его мнение в этом вопросе было важным для меня.

После этого я побывал у него дома еще пару раз. В то время он был очень занят, потому что работал над восстановлением материалов о своих предках, которые собирал несколько лет. Он объяснил мне это тем, что они по какой-то причине пропали из его компьютера. А нужны были они ему так как тогда в Одессе писали книгу о его прадеде и деде, и он в этом деле принимал активное участие.
Вот таким деятельным, прямым, строгим, принципиальным, интересным и глубоко интеллигентным человеком остался он у меня в памяти.
Выставка акварелей И.М.Безчастнова будет открыта до 18 января текущего года. Не упустите случай!

Umpawaug Pond и соломенная шляпка

Дни сейчас короткие, уже в самом начале четвертого солнце опустилось низко и огненным глазом заглянуло в окно на втором этаже, где я сидел на диване. А диван находился в маленьком городке на юго-западе Коннектитута. Под влиянием солнечного взгляда я решил, пока светло, пройтись до красивейшего Umpawaug Pond, который находился в двадцати минутах ходьбы от меня.
Я много раз бывал на том его участке, где прямо вдоль берега проложена железная дорога и параллельно ей тянется Simpaug Turnpike.
Дорога туда довольно тяжелая, потому что падает с холма круто вниз, а обратно приходится взбираться на подъем.
Однако, как говорится, охота пуще неволи, я спустился, вышел на Simpaug Turnpike, и в это время мимо меня прогромыхал поезд, что случается довольно редко.
Теперь можно было спокойно пройтись по деревянным шпалам вдоль железной дороги, присыпанной по сторонам крупным гравием. Недавно её отремонтировали, заменили шпалы и прикрепили у ним рельсы вместо костылей толстымим болтами.

Шагая по железнодорожному полотну, вспоминал свое новосибирское детство. Дом в котором мы жили, стоял совсем недалеко от сортировочной горки, где толкаемые допотопным паровозом, прозванным кукушкой, с визгом и лязгом катились вниз грузовые вагоны, а усиленный динамиками женский голос отдавал команды. Я много раз с соседскими мальчишками бегал туда смотреть, как пыхтит паровоз и раскатываются вагоны. Это врезалось мне в память навсегда, и вид железнодорожного полотна никогда не оставляет меня равнодушным. Подобрал там в качестве сувениров железный костыль и толстый болт, которыми теперь прикрепляют рельсы к шпалам вместо костылей.
Потом. перейдя через железнодорожные пути, вышел к самой воде. В спокойную погоду в ней, как в большущем, площадью в 12 акров, зеркале, заключенном в шикарную раму из лиственного леса, отражаются богатые особняки, привольно располажившиея на противоположном берегу пруда.

Вдоволь налюбовавшись местными красотами, я задумался над тем, как же появилась здесь эта поистине великолепная достопримечательность, ведь коли это не озеро а пруд, то значит кто-то его создал.
Устроившись на своем любимом диване, погулял по интернету и узнал новое для себя имя одного из наиболее влиятельных мастеров фотографии XX века Эдварда Стайхена. Он был не только ярким представителем художественной фотографии, но является также одним из основателей жанра модной фотографии
В 1929 году Э.Стайхен купил в районе коннектикутского городка Реддинг участок земли площадью в 400 акров под названием Umpawaug Farm, а на следующий год перегородив плотиной протекающую там речушку, создал посреди замечательного девственного леса одноименный пруд. Сейчас к его берегам прижались дорогие и красивые усадьбы.
И еще несколько слов о Стайхене. Он родился в Люксембурге в 1879 году. Его родители из-за финансовых проблем в поисках лучшей жизни эмигрировали в США, когда ему еще не было и года. Так что фактически он всю свою жизнь провел в Америке и умер в Вест Реддинге в 1973-м году. А чтобы показать какой величиной Стайхен был в фотографии, упомяну о том, что в 2006 году фотография “Озеро в лунном свете”, сделанная им в 1904 году, была продана на аукционе “Сотбис” почти за три миллиона долларов, установив тогда абсолютный ценовой рекорд.
Однако, вернемся в наши времена. На следующий день после моего визита на берега Umpawaug Pond мы с женой решили осуществить давнюю мечту своих школьников - внука и внучки..
После недолгих утренних сборов поехали на машине, в относительно недалеко расположенную к северу-западу от нас в нью-йоркском Dutchess County, Lilymoore Alpaca Farm, чтобы пообщаться там с альпаками - симпатичными представителями семейства верблюдовых. Альпаки являются ближайшими родственниками лам, но ламы покрупнее.
Выезжали из осеннего городка, а попали в настоящую зиму. Вся обширная, лесистая территория фермы была покрыта толстым слоем снега, который выпал там вчера. Так что нам пришлось ходить по лесу, протаптывая тропинки в достаточно глубоком снегу.
Визиты туда расписаны по часам, и принимают желающих, в которых нет недостатка, лишь небольшими группами. Каждому из десяти посетителей было выдано по альпаке, которых поочереди, надевая на них уздечки, выводили из открытого загона, где их было голов пятнадцать. Причем это были только самки. Выпавший на них ночью снег растял, и их длинная шерсть, цвет которой у разных особей начинался с белого с желтизной и с переходами заканчивался темно-коричневым, была мокрой.
К ограде загона изнутри была приделана большая круглая кормушка, заполненная сеном. Альпаки засовывали туда голову, чтобы полакомиться, и некторые из них приобретали таким образом настояшие шляпки, из прилипшитх к их плоским, мокрым головам соломинок и сухих травинок. Одну такую, доставшуюся моей одиннадцатилетней внучке, я тут же назвал “Соломенная шляпка”, вспомнив замечательный одноименный комедийный фильм, снятый Эльдаром Рязановым по сюжету старинного французского водевиля.

Наша “Соломенная шляпка” была очень симпатичной и послушной, хотя, по-моему, шляпка была сильно надвинута ей на глаза.
В качестве гижов руппу сопровождали две женщины. Спросил у одной из них, есть ли на ферме самцы. Она ответила, что есть шесть самцов, но они довольно своенравны, упрямы и менее послушны, поэтому для прогулок с туристами их не используют.
Сам тур заключался в прогулке по территории фермы с остановками в красивых местах и кормежке альпак прессованными травяными палочками толщиной с пластиковую трубочку для коктейлей и длиной с фалангу пальца. У сопровождающих группу работниц фермы их был большой запас, а для альпак эти палочки, видимо, являются большим лакомством, потому что они поедали их наперегонки и с большой охотой.
К концу тура нас подвели к загону с самцами. Один из них, самый любопытный, а может голодный, был очень активен и все время улыбался, показывая крупные, кривые зубы. Хотя не исключено, что у него от рождения был неправильный прикус, но бедняге в детстве не устанавливали брекеты для его исправления.

В общем прогулка с альпаками нам очень понравилась. Надеюсь, что и мы им тоже понравились.

Случайности

С утра было плохое настроение. Вышел на улицу развеяться. Навстречу попалась мне молодая женщина, которая вела свою маленькую дочку за руку, и эта малышка, глянув на меня, улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ, и у меня стало легче на душе. Совсем незнакомая кроха, но какая прелесть!

Вспомнил, как недавно шел ранним утром вдоль улицы, застроенной частными домами и увидел припаркованную там машину, на капоте которой лежал небольшой, но очень симпатичный букетик свежих цветов. Подумалось, что хозяйка этой машины симпатичная девушка, за которой так красиво ухаживает молодой человек.

Довольно часто прохожу мимо плакучего кипарисовика Лоусона - средней высоты, вечнозеленого, хвойного дерева. Когда смотрю на него, мне кажется, что кто-то не очень аккуратно развесил для просушки на его голых ветках выстиранные длинные полоски кружев зеленого цвета.

Вышел недавно в ветренный день из подъезда, и сразу увидел, как с недавно отремонтированной крыши на противопложном конце нашего длиннющего, растянувшегося почти на целый квартал, билдинга, ветер сдул кучу каких-то серых тряпок или чего-то похожего на них. Но вместо того, чтобы свалиться под ноги прохожим, они словно по команде плавно развернулись и исчезли за его торцом. Стало ясно - стая голубей.

Вошел однажды в лифт шестиэтажного дома, в котором давно живу, вместе с двоими своими старыми соседями. Одному из них, пожилому мужчине, надо было на первый, другому - второкурснику Бруклин-колледжа - на шестой. “Вам какой этаж?” - шутя спросил он пожилого. “На шестнадцатый!” - неожиданно ответил с улыбкой тот. “Как это?” - растерялся парень. “Нажми кнопки один и шесть!”

Случайно услышал на автобусной остановке начало такого разговора. “Как тебя зовут”, - без обиняков спрашивает молодой, очень длинный. симпатичный парень высокую девушку, желая с ней познакомиться. “Миля, - говорит она, - хотя вообще-то Эмилия”.
Я не расслышал, как представился парень, но он что-то ей сказал, они рассмеялись и вместе вошли в автобус.
А мне в связи с довольно редким у нас именем Эмилия вспомнилось имячко Даздраперма, родившееся в первые годы советской власти, как сокращение от “Да здравствует Первое мая”. Тогда в моде были новые составные имена вроде Вилен - “Влидмир Ильич Ленин”, Ким - “Коммунистический интернационал молодёжи” и тому подобное. И тут же я подумал, а вдруг парень так ответил девушке: “Очень приятно, Миля. А меня зовут Киля, хотя вообще-то Километр, а еще точнее Километр Аршинович Селивёрстов”. “Ладно, - ответила она, - буду просто звать тебя Семивёрстов”. Нашли друг друга.

Прогуливаясь однажды среди разноцветья осеннего леса, вдруг подумал о том, что творится сейчас на свете, оказавшемся на грани мировой войны. И мне представилось, как через десятки тысяч лет какой-нибудь зверотаракан, покрытый радиоактивной пылью и с наполовину переваренным брюхом внутри листа огромной хищной росянки, медленно и методично перемалывает своими жвалами её стебель.

Вышел однажды на берег океана в районе Брайтон-Бич. По влажному песку кто-то недавно прошелся, оставив четкие отпечатки своей обуви. Случайно вспомнил про следы динозавра, оставленные миллионы лет назад на похожем пляже.
Заодно всплыло в памяти вычитанное в книге П.Вайля «Свобода - точка отсчета», упоминание о Ярославе Гашеке, который придумал допотопного ящера идиотозавра. Подумалось, что некоторые идиотозавры не вымерли до сегодняшнего дня, как их современник гинкго - дерево, о которое вполне мог чесать спину этот самый ящер. Поэтому неудивительно, что идиотозавры до сих пор иногда встречаются в самых неожиданных местах.

Вот и месяц как-то стремительно прошел. Лег в постель вечером первого числа, проснулся утром около девяти, глянул на календарь, а там двадцать девятое. Куда и как исчезли двадцать восемь дней? Не заметил. Вот и верь после этого тем, кто утверждает, что в мире нет ничего быстрее скорости света. По моим ощущениям время летит быстрее.

Сыпучий лес

Начну с того, что на мой взляд российский и американский леса совершенно не похожи. Мои детство и юность прошли в Сибири, и там, когда мы летом выезжали на природу, можно было спокойно побродить по замечательному сосновому бору с подлеском.
Американский же лес - это обычно увитая лианами непроходимая чащоба, в которую нужно врубаться с топором и пилой. Недаром здесь прокладывают trails, то есть тропы или дорожки, позволяющие заглянуть внутрь лесных дебрей.
И вот здесь, когда приезжаю в гости к семейству сына, я часто гуляю по трейлу длиной в милю, который проложен в небольшом, уютном городке, более трехсот лет назад вписанным в окружающий его лес.
В один из недавних погожих октябрьских дней я привычно отправился на прогулку по лесной тропинке. Осенний лес был очень красив. Дул легкий ветерок и сверху сыпалась листва, которая укрыла дорожку разноцветным, от желтого через красноватое до коричневого, покрывалом, распространившимся в стороны на придорожную траву и низенький подрост, размывая её границы. А сверху всё сыпало и сыпало. Сыпучий лес!

И тут я обратил внимание на медленно раскачивающийся из стороны в сторону длинный, прямой, сухой ствол лианы, который свешивался с высоко расположенной ветки клёна. Раньше этот свисающий сверху ствол я почему-то не замечал. Он был отпилен от корня примерно в полутора метрах от земли. И этот странный обрубок, неспеша, равномерно и плавно качающийся на фоне ствола своего бывшего хозяина и возможной жертвы, показался мне маятником огромных напольных часов, сам механизм которых скрылся где-то далеко в густой кроне. Но через мгновение я вспомнил про маятник Фуко, который давным-давно видел в Исаакиевском собре в тогдашнем Ленинграде. И мне подумалось, что может быть прогуливаясь в середине позапрошлого века где-нибудь в Булонском лесу, известный французский физик и астроном Леон Фуко, увидев нечто подобное, придумал маятник, которому впоследствии было присвоено его имя.

Буквально в нескольких шагах от этого места на другой стороне тропинки я вдруг увидел что-то похожее на высокий лопух, судя по большущим листьям, но в то же время это был явно не он. Прямо какой-то день неожиданных открытий! С помощью программы iNaturalist определил, что это молодое деревце павловнии, латинское название которой Paulownia tomentosa, а английское Princess Tree. Родина этого высокого листопадного дерева с раскидистой кроной является Юго-Восточная Азия. Но его выращивают в садах и парках Европы и Северной Америки из-за необычно больших, длиной до 30-ти и шириной до 25-ти сантиметров, листьев на длинных черешках и красивых, крупных бледно-фиолетовых цветов в прямостоячих пирамидальных соцветиях. Семена у павловнии мелкие, с крылышками. Откуда прилетело семечко этого дерева на край лесной тропинки в американском городке остается для меня загадкой. Но это место отметили тремя красными флажками, явно желая сохранить совсем молоденькое и редкое здесь деревце.

Кстати, вот интересный факт, который я вычитал в Интернете. Название “павловния” появилось из-за ошибки немецких естествоиспытателей. Они хотели дать обнаруженному ими новому растению название по имени дочери императора Павла I Анны Павловны, но назвать род словом Anna было невозможно, поскольку такой род уже существовал, а отчество Павловна они сочли вторым именем. Так и возникла “Paulownia”.
Если дойти почти до конца тропинки, то можно увидеть стоящее у её края дерево, в основании ствола которого прогнил большой участок, заключенный в почти правильный, высокий прямоугольник, как картина в раму.
Вид этой странной рамы навела меня на мысль о том, что возможно когда-то достаточно давно в это место забрел человек, может быть индейский охотник, и увидел на стволе этого дерева какие-то наросты, капы, похожие по форме на фигуру какого-то животного, с которым считал себя родственно связанным и по имени которого себя называл.

Ведь если приглядеться, то даже сейчас вверху можно увидеть круглую вмятину, где располагалась голова животного, хотя все остальное сгнило настолько, что теперь уже невозможно понять, как выглядело изображение целиком.
И этот охотник решил обнажить увиденный образ, выявить его, выпустить на свет из поглотившего его дерева и превратить его в персональный тотем, чтобы ему поклоняться, просить помощи и защиты.
Тропинку в этой части леса проложили всего пару лет назад, а до этого здесь были труднопроходимые дебри и именно по этой причине охотник мог чувствовать себя здесь раскованно и свободно, потому что здесь его никто не видел и не слышал кроме оленей, белок и птиц. Потом хозяин этого тотема умер или погиб, унеся свою тайну в могилу, а его тотем истлел. Осталась только рама.
А в заключение мне хотелось бы выйти из леса и заглянуть в находящийся в бруклинском районе Sheepshead Bay Lew Fidler Park. Я там часто бываю и всегода прохожу около молодого дубочка, который стоит одиноко посреди пустого, поросшего травой, пространства, внутри металлической загородки. Он всегда у меня почему-то вызывает чувство жалости, так как похож на заключенного, посаженного в одиночную камеру. При виде его мне всегда вспоминаются деревья, растущие в лесу среди своих сородичей, в своей компании, а в парке деревце-одиночка выглядит как сирота.

Неплохо бы высадить там побольше деревьев.

Среди героев нашего времени

Во вторую субботу сентября в бруклинской Kings Bay Library, расположенной по адресу 3650 Nostrand Avenue, состоялась презентация выставки Еврейской Гильдии мастеров изобразительного и прикладного искусства, принимающей, кстати говоря, в свои ряды всех творческих людей, независмо от их национальности и вероисповедания.
В этот раз героями выставки были двое художников: Джеффри Берман и Виктор Остапенко, которым было отдана бОльшая часть выставочного пространства. На остальном свои работы выставили еще двое живописцев - Белла Гутман и Лариса Ванесс, а также фотохудожник Григорий Кац.
Людей в выставочном зале было относительно немного, на глаз чуть больше двадцати человек. Я хорошо помню времена, когда на презентациях невозможно было найти свободное место, яблоку негде было упасть.
Но всё течет, всё изменяется. Гильдия была основана старшим поколением эмигрантов третьей волны почти четверть века назад. К сожалению, эти люди уходят, а свежей крови добавляется мало. Очень жаль, но это так.
Председательствовала на презентации Нина Цыпина, секретарем была Ася Оранская, обе старейшие члены Гильдии.
Первым выступал единственный англоязычный член Гильдии Джеффри Берман, относительно недавно в неё вступивший, переводил, на всякий случай, так как большинство понимало, что он говорит, архитектор и художник Натанель Аронов.

Джеффри Берман - самоучка, но удивительно талантливый человек. Его можно назвать художником-моменталистом, хотя, вероятно, это и не совсем точно. Но умение мгновенно схватывать и фиксировать на бумаге ситуацию, лица и позы ему присуще в высокой степени. Чаще всего он рисует свои картины в поездах метро, умело выхватывая своих героев из числа пассажиров, хотя не гнушается делать зарисовки и в кафе, и на улицах нашего города. Это всегда наши современники, но они выбраны не случайно, а подмечены острым глазом художника, выделившим их из толпы. Это не просто пассажиры или прохожие, посетители кафе или бара, это чаще всего своеобразные типажи, представители, как ныне говорят, глубинного народа. Вычленить таких людей из человеческого муравейника, каковым является Нью-Йорк, и сделать графический набросок за очень короткое время - непростое дело. Однако следует подчеркнуть, что на его рисунках среди героев нашего времени иногда попадаются и нетипичные персонажи, вроде пассажира метро, который читает газету, а не уткнулся носом в свой iPhone.

Обычно первоначальный рисунок Джеффри - это большеформатный набросок на листе ватманской бумаги, сделанный пастелью, восковыми или угольными карандашами. Этот набросок он затем дорабатывает дома. На создание большой картины у него уходит в общей сложности от полутора до трёх - трёх с половиной часов. В результате получаются замечательные графические рисунки, фиксирующие моменты, выхваченные из нашего быстротекущего времени, которое в недалеком будущем станет историей.
Помимо графики он, будучи человеком пенсионного возраста, занимается тем, что на добровольных началах ведёт арт-класс в Еврейском Центре на W 37th Street около Сигейта.
Его жена, которую зовут Дениз, тоже творческая личность. Она рисует, поёт, выступает в спектаклях. Вот такая замечательная супружеская пара.
Потом слово было предоставлено профессиональному художнику Виктору Остапенко - тоже недавнему приобретению Гильдии. Он пишет замечательные картины, но как сам рассказал, ему часто приходится перед выполнением основной работы делать этюды непосредственно с натуры, или для выбора наиболее удачной композиции будущего произведения. Вот эти этюды он и выставил в этот раз, и они не менее интересны, чем те законченные картины, которые он показал на выставке, состоявшейся в этом же зале в октябре прошлого года.

Поделился Виктор с присутствующими и своей печалью. В свое время после окончания института дизайна интерьера в Харькове он много и плодотворно работал в Украине, в частности, в небольших городах Донецкой области как монуменалист, создавая с друзьями во Дворцах культуры и клубах крупноформатные панно, росписи и мозаики. И это как раз там, где сейчас идут тяжелые бои. От друзей он узнал, что почти всё ими созданное погибло: сгорело или разрушено.
Действительно печальная история, но не хочется на ней заканчивать.
Для оптимистического настроя я посмотрел на замечательные фотографии Григория Каца с городскими и парковыми пейзажами, больше похожими на живописные полотна.
В заключение не могу не упомянуть очень симпатичные картины Беллы Гутман. Лица героев ее картин не прорисованы, но в ее произведениях есть настроение. Написанные в ее любимых, как мне кажется, светло-коричневых и вишневых тонах в сочетании с черным и серым, они вызывают приятные, даже ностальгические ассоциации.

Мне вспомнились женские портреты Модильяни, который не рисовал зрачков в глазах своих героинь. И эти безглазые персонажи, похожие на античные статуи, ставшие фирменным знаком великого художника, показали нам, что заглянуть в душу человека можно не только через его глаза.
Вот так и “безликие” герои на картинах Беллы Гутман раскрываются с неожиданной стороны, при условии, что зритель включит свою фантазию, свое воображение. И тогда на картине можно увидеть своих знакомых, друзей и даже самих себя. И мне это нравится.
Выставка продлится до 22 октября текущего года. На представленные на ней работы стоит посмотреть.

Короткое путешествие

Отмечать свой очередной день рождения наш сын предложил нам в Foxwoods Resort Casino, где он предусмотрительно зарезервировал в ресторане Hell’s Kitchen места два месяца назад. Естественно, мы его предложениме приняли.
И вот в один из последних августовских дней выехали мы на машине в коннектикутский городок Preston. Ехали туда с остановками и к вечеру устроились в Hilton Garden Inn, расположенной в пяти минутах езды от собственно казино.
Утром вышел прогуляться. Ничего примечательного вокруг не было, однако один деревянный телеграфный столб всё же привлеёк моё внимание. К нему было прибито несколько металлических знаков и цифр. Я видел нечто подобное и раньше, но как-то не задумывался над тем, для чего это делается. В этот раз у меня было много свободного времени, и я попытался все же узнать, что эти знаки и цифры означают.
Сразу признаюсь, что значение цифр осталось для меня загадкой. Может кто-то из читателей подскажет. А вот смысл двух текстовых знаков стал понятен.

На верхнем аббревиатура CL&P означает Connecticut Light and Power. Эта крупнейшая в Коннектикуте электрическая компания, поставляющая электроэнергию в 149 городов и посёлков штата, в которых насчитывается более 1,2 миллиона потребителей. Она также является одной из старейших энергетических компаний, которая обслуживает жителей штата дольше ста лет.
На самом нижнем выдавлено L-Fume, и это означает, что столбы обработаны фумигантом, предупреждающим их гниение и поражение насекомыми-вредителями.
Однако, вернемся к главным событиям. Хочу сказать, что мы не первый раз в этих местах. Впервые мы оказались здесь, насколько я помню, где-то через полгода после эмиграции. Нас привезли сюда друзья, и это было наше первое путешествие по Соединенным Штатам. Мы остановились тогда в Мистике, а оттуда съедили в казино - посмотреть. Нам понравилось, там было очень красиво. С тех пор прошло почти тридцать лет, и за это время мы объездили почти всю Америку. Но узнавание уже виденных мест, порождающее приятные воспоминания, тоже захватывающе и интересно.
Сначала мы отправились в Mohegan Sun просто для того, чтобы прогуляться и посмотреть, так как фанатами игры в казино никогда не были. Сразу скажу, что мы не были разочарованы. Там можно ходить очень долго, потому что вокруг много красивых уголоков и мест. Скажу только про одно из них, где посреди большого зала, со стен которого спадают водяные потоки, стоит замечательная стеклянная скульптура работы всемирно известного матера Дейла Чихули. Называется она “River Blue” и представляет собой высокую, расширяющуюся кверху, колонну из двух с половиной тысяч выдутых вручную из разноцветного стекла, элементов, похожих на изогнутые трубочки с завитком на конце. Особую красоту скульптуре, весящей более четырех с половиной тонн и высотой, достигающей семи с половиной метров, придаёт своеобразное сочетание оттенков синего и серебристого цветов.

Все её части, изготовленные стелодувами в мастерской Чихули, расположенной в Сиэтле, были привезены в казино и собраны на месте. Нужно признать, что это впечатляющее сооружение, и возле него любят фотографироваться посетители казино. Мы тоже это сделали.
Кстати, в июне 2013 года мы были в Сиэтле и посетили Chihuly Garden and Glass. Этот небольшой музей стекла оказался совершенно замечательным, помню, как меня восхитили и поразили стеклянные чудеса, созданные Дейлом Чихули. Там узнал, что пару лет он жил и работал в израильском киббуце, а потом создал грандиозную экспозицию своих произведений из стекла в музее царя Давида в Иерусалиме.
Как-то незаметно первый день прошел. Второй день мы тоже провели в казино, потому что с погодой нам не повезло. Но от скуки мы на страдали..
Пока суть да дело, пришло время обедать, и мы отправились в Foxwoods Resort Casino, где, как я уже упоминал, наш сын зарезервировал места в ресторане Hell’s Kitchen.
Здесь, пожалуй, следует пояснить, почему он сделал это два месяца назад. Объяснение простое - очень много желающих. Дело в том, что это один из сети ресторанов Гордона Рамзи (Gordon Ramsay), раскинувшейся по всему миру. Шестнадцать из из его ресторанов удостоены звезды Мишлен. В скобках замечу, что звезда Мишлен (Michelin) - это синоним высокого качества и выдающегося кулинарного искусства.
Сам же Гордон Рамзи — британский шеф-повар, ресторатор, ведущий британских телешоу “The F Word”, “Hell’s Kitchen”, “Kitchen Nightmares” и многих других, а также их американских версий.
Так совпало, что перед отъездом мы совершенно случайно посмотрели программу MasterChef Junior, которую ведет Гордон. В ней участвуют и соревнуются дети в возрасте от 8-ми до 13-то лет, которые хотят стать поварами. В тот раз Гордон принес им одно из своих фирменных блюд, а именно “Beef Wellington”. Рассказал из чего оно сделано, выдал им нужные продукты и дал задание это блюдо приготовить за отведенное время.
И вот, явившись в ресторан, мы с женой и сыном его-то и заказали. Остальные предпочли другие блюда.

“Говядина Веллингтон” (Beef Wellington) готовится из говяжьей вырезки в слоеном тесте с начинкой из измельченных в пасту грибов и пармской ветчины. Весь “ролл” запекается до золотистой корочки, мясо при этом не достигнет средней прожарки. Гордон Рамзи подчеркивает, что приготовление “Говядины Веллингтон” имеет некоторые сложности, но результат стоит затраченного труда. “Это блюдо для короля или королевы”, - утверждает он.
Не знаю, действительно ли это блюдо едят короли, но говядина на самом деле оказалась вкусной. Помимо прочего мы с женой взяли еще и по фирменному коктейлю. Я - Persephone, а жена - Notes from Gordon. Мне мой не понравился, потому что был не очень вкусным и слишком крепким, а второй был неплох.
На этом наш праздник закончился. На следующий день мы уехали домой, но впечатлений - ворох.

Насилу рассвело

Стояла мерзкая погода - отголосок урагана «Хелен», который обрушился на Флориду и соседние южные штаты Америки, убив сотни человек, лишив крова тысячи и оставив без электричества миллионы.
Утром за окном чуть брезжило. “Было так сыро и туманно, что насилу рассвело”, - эту замечательную фразу из романа Ф.Достоевского “Идиот” я когда-то выписал для себя, и вот она неожиданно пришла мне на ум. Уж очень точно она описывала сегодняшнее утро. Видимо в эти сентябрьские дни природа решила расчитаться за насилие, постоянно чинимое над ней людьми.
В последнее время на YouTube появилась уйма роликов, показывающих, как некоторые отважные и просто неравнодушные и добросердечные люди спасают морских, и не только, животных и птиц, запутавшихся в обрывках сетей, брошенных или утерянных рыбаками в море. Другие гибнут из-за того, что проглотили куски пластика или пленки, приняв их за медузу. Примерам несть числа.
Между тем, все начинается с малого. Вот кто-то взял и разложил костер на берегу залива около парка, куда я хожу почти каждый день, потому что живу недалко от него. Зачем-то жгли панцыри выброшенных на берег мечехвостов, а заодно спалили и большой участок сухой травы.
А какой-то дикарь, обитающий в наших краях, развел костер на одном из столов, установленных в парке, и прожег столешницу. Пластмассовое светло-коричневое покрытие частично расплавилось, частично сгорело. Теперь в нем довольно большое черное углубление, которое используют в качестве пепельницы, оставляя там окурки.

Теперь расскажу о том, что вижу по дороге почти всякий раз, когда хожу в свой маленький, но милый Lew Fidler Park. Хотя иногда удаётся увидеть и эксклюзив.
Обычно я иду по Nostrand Avenue и когда прохожу под перекинутым через улицу мостом, по которому проходит Belt Parkway, невольно втягиваю голову в плечи и ускоряю шаг. Причина в том, что асфальтовая дорожка под этим путепроводом, вся загажена голубями. Они ночуют и гнездятся где-то на балках снизу него. Один раз прямо передо мной сверху шлёпнулась большая плюха птичьего помета. Еще один шаг вперед, и всё это прилетело бы мне на голову. Попав на асфальт, это всё высохнет, превратится в пыль, ветер поднимет её в воздух, и мы будем этим воздухом дышать. Между тем, я частенько вижу выложенные там крошки хлеба или большие горсти риса. Какие-то доброхоты подкармливают птичек. И мне всегда хочется, чтобы на их головы голуби несколько раз нагадили в знак благодарности.
Одно время на улицах города висели таблички с просьбой не кормить голубей, так как это те же самые крысы, являющиеся переносчиками разных опасных болезней. Сейчас таблички эти исчезли. Видимо, победили защитники животных, любящие их больше, чем людей.
А недавно под этим путепроводом я увидел кучу бубликов, вываленных возле одной из опор. Уже прилетели первые желающие столоваться задаром. А мне подумалось, что это наглядный пример того, что американцы зажрались. Извините за грубость. В то время как где-то в Африке люди умирают от голода, здесь кормят хлебом голубей.

Однако, если хлеб - это относительная редкость, то горки риса можно увидеть очень часто. Голуби его охотно склёвывают, причем они обнаглели настолько, что не улетают из-под ног прохожих, а просто отходят в сторону.
Наклевавшись зёрнышек, они могут не отправляться теперь куда-то далеко в поисках пропитания - семян, ягод и плодов диких растений. Они спокойно взлетают на балки под мостом, где гнездятся, и после этого им не остаётся ничего другого, как гадить на головы прохожих и размножаться. Что они с успехом и делают, причем размножаться они способны круглый год.

Хочу подчеркнуть, что я вовсе не являюсь ненавистником птиц и животных. Напротив, когда речь заходит о дикой природе я всегда на их стороне из-за безудержной экспансии человека, уничтожающего естественную среду их обитания, обрекая зачастую на гибель и вымирание. И я не только на стороне диких животных, но и на стороне, например, бездомных кошек, которых почему-то немало в наших парках. Живется, я думаю, им нелегко. Но некоторые люди им как бы помогают.
Однажды перешагнув через невысокую загородку, тянущуюся вдоль Burnett Street, углубился, хоть и недалеко в Marine Park. Там есть несколько желтого цвета домиков для убежавших домашних кошек. Когда там стоял, боковым зрением заметил, как за близстоящее дерево метнулся какой-то черный зверек. Но тут дунул ветер, и из-за дерева вынырнул черный пластиковый мешок. Кошек же и в помине не было, хотя я их видел в этом месте, но не в тот раз. Может разбежались, только мешок и остался.
Вообще вокруг было достаточно мусорно, а на небольшой поляне около толстого ствола старого, большого дерева какой-то доброхот разбросал кусочки хлебной лепешки. Не знаю, пользовались ли кошки домиками, но хочу напомнить людям, которые одаривают кошек хлебом, что они хищники и хлеб не едят. Поэтому разбрасывание хлеба для кошек - это в некотором роде ханжество, вот, дескать, помогаю кошечкам. А на деле эта бессмысленная “забота” только добавляла этому необитаемому уголку парка впечатление заброшенности, уныния, тупости и безнадеги.
Хотя с другой стороны, хлеб может привлечь крыс, которых у нас тоже хватает, и кошки все же не останутся без еды. Кто его знает. Может такая задумка.
Возвращаясь к своим походам в Lew Fidler Park хочу упомянуть о том, как проходя недавно мимо нашего шипсхэдбейского Flatiron Building, своим острым углом упирающимся в место, где сходятся Brown и Haring Streets, недавно обратил внимание на то, что острый его нос завершается крошечным, размерами примерно метр на полтора, невысоким, выложенным из кирпича и огороженным поверху металлической загородкой, бордюрчиком, внутри которого приютился зелёный островок, поросший дикой травой. Так именно туда были выброшены стаканчик из-под кофе и пластиковый пакет из-под чипсов. Отнес то и другое в мусорный бак, стоящий буквально в пяти шагах от этого места. Нет у некоторых людей чувства прекрасного в душе, они готовы загадить даже намек на что-то радующее глаз. А между тем, на этом крошечном клочочке земли помимо обычной травы растут еще съедобные дикий лук и пастернак, которых на придорожных газончиках не видно. Нашли здесь убежище.

На улице было пасмурно и хмуро. Мрачное небо со всех строн обложилось плотными, серыми, тяжелыми облаками. Неизвестно было, когда выглянет солнце.